Разрушитель клинка

Прислонившись спиной к мачте галеры, Дом нес собственное дежурство. Здесь качка почти не чувствовалась, и, следовательно, это место было самым подходящим для человека со склонностью к укачиванию. Он закутался в мантию и уставился на свои сапоги, устремив взгляд на что-то неподвижное. Если бы он периодически не моргал, его можно было бы принять за бледную, прикованную к палубе статую.

На борту было нечем заняться, идти тоже было некуда. Нижние палубы занимали гребцы и лошади. Сораса подумывала о том, чтобы вздремнуть, но решила отказаться от этой идеи. Дремота лишь добавляла ей сонливости и выбивала из колеи, не говоря уже об уязвимости. Айбалийские матросы ничем не отличались от других стражей. Они ненавидели ее, татуировки Гильдии были для них не лучше клейма. Она уже дважды выполнила свои ежедневные упражнения и размяла мышцы. А если снова почистить клинки, вскоре от них ничего не останется. Она могла бы пойти к Чарли, но он лишь прогнал бы ее прочь от своих бумаг, и она не стала бы винить его. Именно Сораса была виновата в том, что он вообще оказался здесь, вынужденный участвовать в предотвращении конца света. А Вальтик была хуже шторма или морского змея. Сораса избегала ее больше, чем остальных, чтобы старая ведьма снова не назвала ее осарой. Сораса даже не могла обсудить стратегию с Сигиллой. Охотница за головами находилась внизу, в трюме, она ухаживала за лошадьми, следуя своим собственным темурийским ритуалам.

Вздохнув, Сораса неохотно заняла место рядом с Домом. «Давненько я не оставалась так надолго в ограниченном пространстве, – подумала она. – Никогда еще скука не казалась такой невыносимой».

Дом посмотрел на нее сверху вниз, его так сильно мутило, что он даже не мог хмуриться.

Она кивнула в сторону Эндри.

– Он похож на верного щенка, который ждет у двери.

– Вряд ли убийца понимает, что такое дружба, – пробормотал Дом, откидывая голову назад на мачту. Он сделал глубокий вдох через нос, а затем медленно выдохнул через рот, пытаясь успокоить желудок.

– Древний, если ты думаешь, что это дружба… – усмехнулась Сораса, многозначительно замолчав.

– Это не что иное, как дружба, – ответил он, получилось нечто среднее между шепотом и рычанием.

В ответ Сораса вопросительно подняла бровь.

– Теперь ты решил исполнять роль ее отца? – спросила она.

Румянец залил щеки бессмертного. Но не из-за смущения, знала Сораса, причина крылась в злости.

– Как же просто тебя разозлить, – улыбаясь, пробормотала она.

Дом поморщился.

– Я сын Утраченного Глориана. Я само спокойствие, меня невозможно разозлить, пока я сам этого не захочу.

– Как скажешь, Древний. – Сораса покачала головой. – Мы все умрем, пытаясь спасти этот жалкий мир. Позволь Корэйн хотя бы насладиться оставшимся временем.

Он наклонился так, чтобы смотреть прямо на нее. Изумрудные глаза потемнели, в них искрился холод, губы сжались в тонкую линию. Светлая борода становилась все длиннее, но не настолько, чтобы скрыть шрамы. Они заживали, однако медленно. Сораса сомневалась, что даже столетия сотрут следы, оставленные армией Асандера на плоти бессмертного.

– Твой цинизм не поможет, Сарн, – сказал он, медленно и четко выговаривая каждое слово, словно вырезая их в воздухе.

Сораса вскинула голову, черная коса упала ей на плечо. Она одарила его широкой фальшивой улыбкой, таким же оружием, как и любой из ее клинков.

– Я самый полезный человек на всем корабле, и ты это знаешь.

– Да, пока тебя не перестанет устраивать такое положение вещей, – ответил он, зло прищурившись.

Не в силах совладать с собой, Сораса перестала улыбаться, уязвленная услышанным.

– Оно не устраивает меня со времен Аскала.

– Не верю.

Дом сделал шаг вперед, сокращая расстояние между ними. Даже после путешествия по пустыне и многих дней, проведенных в море, от него все еще исходил аромат гор и леса, или холодного весеннего дождя. Древний смотрел сквозь нее, будто мог заглянуть за каждую стену Сорасы Сарн и добраться до самого сердца. Она знала, что это невозможно, ведь стены были возведены давным-давно. И никто, а тем более ничто, не могло разрушить их.

– Ты защищаешь свои инвестиции, – прошипел он.

Ее взгляд метнулся к его горлу. «Твою голову, – вспомнила она, зная, какую цену он согласился заплатить. – Его смерть от моих рук, его кровь, рекой текущая в цитадель, к лорду Меркьюри и в Гильдию».