Разрушитель клинка

Дом тоже уставился на нее, его изумрудный взгляд блуждал по обнаженным ребрам и животу. Было не трудно догадаться о мыслях Древнего. «Моя кожа представляет собой карту всех моих кровавых побед, ее невозможно игнорировать или забыть. Все, что он ненавидит во мне, нашло воплощение в моей плоти».

Поднявшийся ветер холодил кожу Сорасы, но она отказывалась дрожать. Она хотела, чтобы они увидели все это. Чтобы вспомнили последний раз, когда видели письмена на ее теле, пока сами прижимали ее к полу атриума цитадели.

Взгляд Люка остановился на том месте, где живот переходил в бедро, мышцы там были тугими. Последняя часть татуировки не выглядела красивой или замысловатой. Последние строки были наполовину вырезаны, сотворенные из чернил и шрама.

«Осара». Слово было клеймом на ее плоти и в ее сознании. «Осара. Осара». Оно все еще обжигало, открытое всему миру и дюжине глаз, ее позор и крах были выставлены на всеобщее обозрение. Сорасе хотелось закричать.

«Коджи удерживал меня, вдавив колено мне между лопаток. – Сораса вспомнила жгучую боль. – А Агата держала кинжал у моего горла, настолько близко, что стоило пошевелиться, как она перерезала бы его».

– Ты наблюдал, как они творили это, – выдохнула она, ее голос стал хриплым.

Люк кивнул, медленно скользя взглядом по ее ребрам и чернилам, по ее истории, пока не добрался до ее лица.

– Я помню, – сказал он. – Мы помним.

Сораса Сарн не ждала извинений ни от одного из амхара. Она слишком хорошо знала их и себя. Они никогда не станут выказывать сожаление и никогда не выступят против Гильдии. И она тоже. Она жалела об этом даже сейчас, когда клинки всех убийц были направлены в ее сторону.

Ветер снова зашевелил деревья, раскачивая ветви. Из-за этого неподвижные убийцы выделялись еще сильнее, их темные фигуры застыли на месте. Сораса ослабила хватку на тунике, и мягкая, поношенная ткань упала на место. Сделав глубокий вдох, убийца ощутила в воздухе вкус смерти. Затем снова взглянула на Дома. Бессмертный тяжело дышал, его грудь поднималась и опускалась в устойчивом ритме. Меч по-прежнему висел у него на боку, массивное лезвие так и просило, чтобы его взяли в руки.

– И ты тоже помнишь, – сказал Люк, подходя ближе. – Лорда Меркьюри можно купить.

Несмотря на ситуацию, Сораса разразилась искренним смехом.

– Тогда назови его цену.

– Уходи, Сарн, – резко сказал Люк, каждое слово резало, словно нож. – Оставь Древнего и девчонку с кровью Древнего Кора. И мы с радостью примем тебя обратно.

Она снова засмеялась.

– Люк, полагаешь, я поверю тебе на слово? – раздраженно бросила она. – Да я лучше поцелую шакала.

– Мы можем это устроить, – прохрипела одноглазая Селька, стоящая на краю поляны. В нескольких ярдах от нее рассмеялся Джем.

Едва взмахнув пальцами, Люк заставил их обоих замолчать.

– Это написано на камне цитадели. Твое помилование, – сказал он. – И лорд Меркьюри прислал символ благосклонности. Он обеспечит тебе безопасный проход.

Затем амхара сунул руку в карман кожаных штанов и что-то сжал. Сораса приготовилась встретиться с его кинжалом, таким же, который носил каждый из них, сделанным из черной кожи и бронзы. «Символ благосклонности, – подумала она, мысленно усмехаясь. – Лорд Меркьюри послал тебя перерезать мне горло. Ни много, ни мало».

Вместо этого Люк достал гладкий нефрит того же оттенка, что и его проницательные глаза.

Сораса не двигалась и не моргала, даже если каждый мускул в ее теле ослаб, и она чуть не рухнула на землю. Ее губы приоткрылись, дыхание стало прерывистым. Перед ней оказался массивный нефритовый цилиндр, на одном конце которого красовалась легко узнаваемое серебряное клеймо. «Собственная печать Меркьюри – крылатая змея с широко раскрытой пастью и обнаженными клыками». Гладкий камень был длиной с кулак Люка, и даже без клейма на лицевой стороне он представлял собой драгоценный предмет.

Но отметка делала его бесценным. Сораса вспомнила нефритовый камень на столе лорда Меркьюри, ожидающий, когда с его помощью поставят печать на очередном контракте, позволяющем украсть еще одну жизнь. Он никогда не расстался бы с ним, ни за что. «Или я так думала».

Для Сорасы Сарн нефритовая печать была самой ценной вещью во всем мире.

Ее голос дрогнул.

– Безопасный проход, – прошептала она, ее сердце бешено колотилось. Мир расплылся у нее перед глазами. – На протяжении всей дороги домой?

Бледное лицо Дома побледнело еще сильнее. Его губы приоткрылись, произнося беззвучные слова, которые Сораса отказывалась понимать. Теперь он находился далеко отсюда, в другой части Варда, в другой жизни. Громкий шум зазвучал у нее в ушах.

Люк протянул руку с нефритом и вдавил холодный камень ей в ладонь.

– Возвращайся к нам, Сораса. Пусть весь остальной мир занимается своими великими делами.

Печать была достаточно тяжелой, чтобы проломить череп. Сораса сжимала ее в кулаке, пока не побелели костяшки. Прохладная поверхность успокаивала внезапно ставшей горячую кожу.

– Этот не твой контракт, – медленно проговорил Люк, его невероятные глаза буравили ее. – Договорились?

Она едва слышала его сквозь рев в ушах.

«Цитадель. Дом».