Даже волки старались держаться от нее подальше и, крадучись, сходили с оленьих троп, пока она гнала лошадь через лес. Она больше не ощущала на себе блестящих зеленоватых доспехов, на которых был изображен олень, которого она теперь так презирала. «Сейчас что, идет дождь?» – отстраненно подумала она, вдыхая влажный воздух Каслвуда. По ее лицу действительно струилась вода, гладившая ее по темным волосам своими холодными мокрыми пальцами. Как давно я успела промокнуть насквозь?
Хоть видэры обычно не испытывали подобных ощущений, по спине Рии пробежал холодок. И дело было вовсе не в дожде.
Она еще раз яростно выругалась. Главным образом на себя.
«Я сказала Домакриану в одиночку отправиться в мир смертных на поиски убийц и наследников Кора; на поиски клинка, мести и, не исключено, что самой смерти». В ее сознании возник образ кузена, горящий жаром, словно раскаленное железо в кузнице. Его переполняли гнев и тоска. Он никогда не был ни философом, ни дипломатом, ни даже на худой конец здравомыслящим видэром. И что теперь, когда на горизонте маячит конец света? Она сжала поводья так крепко, что у нее побелели костяшки пальцев, обтянутые рукавицами. «Неужели я отправила его навстречу злому року?»
А еще она задавалась более эгоистичным и страшным вопросом:
«Неужели я уже потерпела поражение?»
Пока мимо нее проносились деревья, листва и стволы которых сквозь ливень казались зелеными и черными пятнами, рядом с ней возникла белая фигура. Она стояла на месте и в то же время следовала за ней, не двигалась, но и не отставала. Глаза Рии защипало чуть ли не до потери зрения, и она зажмурила их, позволив лошади самой выбирать дорогу. Фигура не исчезала. Она была знакома Рие. Видэрийская принцесса узнала бы лицо своей матери где угодно – даже в послании, туманном, размытом и отдаленном, нереальном и настоящем одновременно.
– Возвращайся домой, – говорила Изибель. – Сирандельцы ответили тебе отказом. Остальные поступят так же.
Образ матери как будто бы состоял из пепла – края ее бледного лица и серебристо-золотых волос осыпались крошечными хлопьями. Послание было слабым, но Рия приходилась правительнице Айоны кровной дочерью. Требовалось совсем немного сил, чтобы между ними открылась связь.
– Возвращайся домой.
Принцесса скакала вперед. «Не вернусь». Она решительно сжала зубы. «Сирандель – это лишь одно поселение из многих. В землях Варда хватает видэрийских городов. Вот только мне нужно сделать выбор – правильный выбор. Если я ошибусь…»
Еще один доброжелательный отказ мог стоить ей всего, что она любила и знала. Хотя Домакриан не практиковал магию, она вновь увидела его лицо, изорванное и окровавленное. В его глазах отражались ужасы, которые он увидел в тех холмах.
Храм, где горело Веретено, был в трех днях пути на северо-запад – по ее меркам, совсем недалеко. Не исключено, что брат Кортаэля по-прежнему оставался там вместе со своим магом и армией, которую извергло сорванное Веретено. «Сколько этих существ успело выйти наружу? По словам Домакриана, в первые же минуты их появилось не меньше сотни, и этого хватило, чтобы одолеть весь отряд. Возможно, сейчас их уже не одна тысяча. Множество тысяч».
Холодок, забравшийся под ее одежду, усиливался с каждым мгновением, пока Рие не показалось, что ее кости обратились в лед.
Она добралась до края Каслвуда раньше, чем ожидала. В общем-то, это не должно было ее удивлять: в последний раз она проезжала тут несколько десятилетий назад, а смертные имели привычку разрушать то, что не могли приручить. Лес обрывался, опоясанный бесплодной полосой земли, покрытой лишь пнями и ямами, из которых выкорчевали корни. Слух подсказывал Рие, что всего в нескольких милях отсюда находилась пильная мельница, вспенивавшая воды Большого Льва, где смертные заготавливали древесину. Бревна отправляли вниз по реке в Бэйдентерн, а затем – в торговый порт Аскала. Галлийский дуб и стальная сосна пользовались спросом по всему Варду и приносили хороший доход в любой сезон. Их использовали для производства всевозможных вещей: от бочек и корабельных мачт до щитов. Древесина стальной сосны была огнеустойчива – некоторые поговаривали, что ее коснулась магия Веретен. Когда-то в этом лесу было столь же много Веретен, сколько бывает дыр в звериных норах. Когда они угасли, на их местах остались низины и поляны; горячие источники, из которых могла течь вода или разъедающая кожу кислота; цветы, способные исцелить человека или отравить насмерть. А еще после них появились смертные со странными глазами и едва заметными магическими способностями, однако за последние столетия их род изрядно поредел. Таковы были Веретена: они оставляли за собой благословения и проклятия, а также воспоминания о проходах, которые существовали в прошлом, но никогда не смогут появиться вновь.