Читаем Разум в тумане войны. Наука и технологии на полях сражений полностью

По мнению Кена Алдера, инженерную рациональность не следует воспринимать как набор каких-то нестареющих, давно заданных абстракций. Рациональность в производстве огнестрельного оружия складывалась исторически, не гладко, крайне неравномерно и в какой-то мере в процессе соединения труда и специальных знаний. Французские артиллеристы под руководством Грибоваля освоили стратегии, повысившие темп и точность стрельбы на поле боя. Однако применение взаимозаменяемых деталей, которое могло упростить и рационализировать французскую артиллерию в целом, наткнулось на проблему в сфере труда, в конечном счете сорвавшую производственную программу, – управленцы и ремесленники пытались договориться, но так не нашли общего языка[73]. Для Грибоваля стремление к рациональному планированию на войне отражало культуру французской артиллерийской службы, к которой он принадлежал. Эта служба ориентировалась на свежие научные идеи, а кроме того, она выполняла роль административного центра закупок нового оружия. Как результат, Грибоваль и его сторонники по-особому смотрели на использование технологических изменений. Инженеры артиллерийской службы обучались в лучших школах военно-инженерного дела Европы и были сильны в математике, черчении и администрировании. Их ведомство отвечало за связи с частными французскими пушечными заводами и производителями ружей, а также с государственными мастерскими. Теоретически эта группа была способна реализовать свое видение рационального производства огнестрельного оружия, которое предполагало переход на взаимозаменяемые детали и даже, в определенной степени, на взаимозаменяемых рабочих.

Большинство историков считают, что идея производства взаимозаменяемых деталей зародилась в Соединенных Штатах в середине XIX века, однако Алдер показывает, что она появилась уже в конце XVIII века во Франции, но в конечном итоге не получила развития. Пример Грибоваля с сотоварищами и их перехода к стратегиям рационального применения силы демонстрирует, как современное массовое производство трансформирует социальные и политические отношения.

Начиная с 1763 года в артиллерии осуществлялись радикальные реформы под руководством Грибоваля. Одно из ключевых изменений коснулось французской пушки. Оно было не только технологическим, а включало преобразование обслуживания пушки, применяемой тактики и даже организации орудийного расчета. От людей добивались тесной связи с техникой, которой они управляли, слияния живых организмов и орудия. В результате Грибоваль со своей командой смог резко увеличить скорострельность и эффективность французской артиллерии.

В 1777 году сторонники Грибоваля развернули программу создания более совершенного ружья. Они предложили оружейникам представить свои конструкции и выбрали разработку финансируемой государством мастерской под руководством Оноре Бланка. Бланк утверждал, что его ружья являются результатом экспериментального метода. Каждая деталь оценивалась и модифицировалась в процессе тестирования и даже обсуждения. Ничто не оставлялось на волю случая или традиции. Таким образом, выбор Грибоваля и его группы лишний раз подтвердил их приверженность разуму, рациональности и научному эксперименту.

Под взаимозаменяемыми обычно понимаются детали, изготовленные настолько точно, что их можно собрать без финальной ручной подгонки. Ружья, производимые во Франции в конце XVIII века в мастерской Бланка, были близки к этому. Их производство было стандартизовано в результате использования стальных пресс-форм, направляющих шаблонов, фрезерных станков и калибров для контроля допусков. Каждое ружье по-прежнему требовало финальной ручной доводки, но рабочий теперь был обязан производить детали с определенными допусками.

Как предполагает Алдер, этот производственный процесс также включал стандартизацию труда и работника. Он изменял работу ремесленника. Кустарное производство ружей было индивидуализированным, то есть результатом индивидуального мастерства, личных стратегий и решений. Новая система производства огнестрельного оружия с ее калибрами и допусками задавала порядок действий и квалификацию. Детализированное и заданное «соответствие» изделия требовало новых социальных отношений и новых правил поведения рабочих.

Этот произошедший во Франции примерно в 1777 году поворот в сторону взаимозаменяемых деталей и деквалификации труда оружейников был частью более масштабных преобразований эпохи Просвещения, повысившей ценность технологической инновации. Созданная Грибовалем система была несовершенной и спорной, продвигалась государственными бюрократами, а не капиталистическими «предпринимателями». Она мало чем напоминала современное массовое производство в духе Форда – не была ориентирована на повышение прибыли. Результат также оказался в конечном счете провальным. Системы производства огнестрельного оружия, продвигаемые последователями Грибоваля, были отвергнуты как слишком затратные, и многое из достигнутого ими кануло в Лету.

Перейти на страницу:

Все книги серии Книжные проекты Дмитрия Зимина

Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?
Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?

В течение большей части прошедшего столетия наука была чрезмерно осторожна и скептична в отношении интеллекта животных. Исследователи поведения животных либо не задумывались об их интеллекте, либо отвергали само это понятие. Большинство обходило эту тему стороной. Но времена меняются. Не проходит и недели, как появляются новые сообщения о сложности познавательных процессов у животных, часто сопровождающиеся видеоматериалами в Интернете в качестве подтверждения.Какие способы коммуникации практикуют животные и есть ли у них подобие речи? Могут ли животные узнавать себя в зеркале? Свойственны ли животным дружба и душевная привязанность? Ведут ли они войны и мирные переговоры? В книге читатели узнают ответы на эти вопросы, а также, например, что крысы могут сожалеть о принятых ими решениях, воро́ны изготавливают инструменты, осьминоги узнают человеческие лица, а специальные нейроны позволяют обезьянам учиться на ошибках друг друга. Ученые открыто говорят о культуре животных, их способности к сопереживанию и дружбе. Запретных тем больше не существует, в том числе и в области разума, который раньше считался исключительной принадлежностью человека.Автор рассказывает об истории этологии, о жестоких спорах с бихевиористами, а главное — об огромной экспериментальной работе и наблюдениях за естественным поведением животных. Анализируя пути становления мыслительных процессов в ходе эволюционной истории различных видов, Франс де Вааль убедительно показывает, что человек в этом ряду — лишь одно из многих мыслящих существ.* * *Эта книга издана в рамках программы «Книжные проекты Дмитрия Зимина» и продолжает серию «Библиотека фонда «Династия». Дмитрий Борисович Зимин — основатель компании «Вымпелком» (Beeline), фонда некоммерческих программ «Династия» и фонда «Московское время».Программа «Книжные проекты Дмитрия Зимина» объединяет три проекта, хорошо знакомые читательской аудитории: издание научно-популярных переводных книг «Библиотека фонда «Династия», издательское направление фонда «Московское время» и премию в области русскоязычной научно-популярной литературы «Просветитель».

Франс де Вааль

Биология, биофизика, биохимия / Педагогика / Образование и наука
Скептик. Рациональный взгляд на мир
Скептик. Рациональный взгляд на мир

Идея писать о науке для широкой публики возникла у Шермера после прочтения статей эволюционного биолога и палеонтолога Стивена Гулда, который считал, что «захватывающая действительность природы не должна исключаться из сферы литературных усилий».В книге 75 увлекательных и остроумных статей, из которых читатель узнает о проницательности Дарвина, о том, чем голые факты отличаются от научных, о том, почему высадка американцев на Луну все-таки состоялась, отчего умные люди верят в глупости и даже образование их не спасает, и почему вода из-под крана ничуть не хуже той, что в бутылках.Наука, скептицизм, инопланетяне и НЛО, альтернативная медицина, человеческая природа и эволюция – это далеко не весь перечень тем, о которых написал главный американский скептик. Майкл Шермер призывает читателя сохранять рациональный взгляд на мир, учит анализировать факты и скептически относиться ко всему, что кажется очевидным.

Майкл Брант Шермер

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов

Эта книга — воспоминания о более чем двадцати годах знакомства известного приматолога Роберта Сапольски с Восточной Африкой. Будучи совсем еще молодым ученым, автор впервые приехал в заповедник в Кении с намерением проверить на диких павианах свои догадки о природе стресса у людей, что не удивительно, учитывая, насколько похожи приматы на людей в своих биологических и психологических реакциях. Собственно, и себя самого Сапольски не отделяет от своих подопечных — подопытных животных, что очевидно уже из названия книги. И это придает повествованию особое обаяние и мощь. Вместе с автором, давшим своим любимцам библейские имена, мы узнаем об их жизни, страданиях, любви, соперничестве, борьбе за власть, болезнях и смерти. Не менее яркие персонажи книги — местные жители: фермеры, егеря, мелкие начальники и простые работяги. За два десятилетия в Африке Сапольски переживает и собственные опасные приключения, и трагедии друзей, и смены политических режимов — и пишет об этом так, что чувствуешь себя почти участником событий.

Роберт Сапольски

Биографии и Мемуары / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное