Разум в тумане войны. Наука и технологии на полях сражений

Инспекторы, выбравшие площадку в Хэнфорде в центральной части штата Вашингтон на реке Колумбия в декабре 1942 года, проведя там четыре часа, сочли ее идеальной для завода по производству оружейного плутония. В своем первом отчете они отметили: «Местность практически плоская, плавно понижающаяся к реке. Песчаная почва не имеет растительности, кроме полыни. Местные называют ее "скэбленд"[313] и считают не имеющей никакой ценности [выделено мной]. Совокупное население оценивается менее чем в тысячу человек. …Остальные земли практически бесполезны»[314].

Идея бесполезности и пустоты, отсутствия ценности у территории, которую можно наполнить военными технологиями, снова и снова возникала в процессе выбора мест для ядерных испытаний, производства оружия и хранения радиоактивных отходов. Представление о Хэнфорде (рис. 16) как об удаленной и безлюдной территории существовало еще долго после того, как его в действительности заполнили люди, в том числе работники Хэнфордского комплекса и члены их семей в дополнение к фермерам и коренным американцам, жившим здесь всегда[315]. Из-за этого ощущения пустоты многие стратегии и практики комплекса казались логичными, ему требовались вода, энергия и пустота.

Первое серьезное исследование воздействия радиоактивных материалов, создаваемых заводом по производству плутония, началось до ввода завода в действие из-за лосося – части природы, имеющей коммерческую ценность. Дикий лосось был в центре внимания развитой добывающей промышленности региона в XIX веке, когда технологии консервирования позволили транспортировать рыбу на большие расстояния. Плотины, построенные в 1930-х годах, уничтожили места икрометания лосося в верховьях реки. Только у нижней плотины был ступенчатый рыбоход. К 1943 году, когда в Хэнфорде началось строительство плутониевого завода, коммерческие лососевые хозяйства стали получать компенсации за нарушение естественных путей миграции лосося. Они разводили лосося в садках с проточной речной водой.

Генерал Лесли Гровс, возглавлявший Инженерный округ Манхэттен, занимавшийся созданием атомной бомбы, позднее сообщил, что один из его коллег сказал ему: «Независимо от ваших достижений, вы навлечете на себя вечную вражду всего северо-запада, если повредите хотя бы одну чешуйку одного-единственного лосося». Возможно, именно по этой причине Лаборатория прикладного рыбохозяйства была привлечена к разработке проекта строительства площадки. Забота о рыбе как о коммерческом продукте (а не участнике экосистемы) было встроено в Хэнфордский комплекс. Это была секретная рыбохозяйственная лаборатория, возглавляемая учеными из Вашингтонского университета. Контракт с университетом гласил, что целью лаборатории является исследование использования рентгеновского излучения для лечения грибковых инфекций у лосося. Это, однако, не соответствовало действительности. Лабораторный персонал на деле изучал влияние радиации на лосося и форель. Ключевой вопрос заключался в том, могут ли Инженерный округ Манхэттен привлечь к суду в случае возможного ущерба ценным рыбным запасам[316].

Рис. 16. Реактор-В в Хэнфорде: вид комплекса сверху в 1945 г. Министерство энергетики США

Те же правовые проблемы определяли первые программы научного мониторинга радиоактивных осадков, например, после испытания «Тринити» летом 1945 года. Армейский персонал использовал традиционные дозиметрические приборы для обнаружения радиации на расстоянии до 200 миль[317] от места проведения испытания. Дистанция 200 миль имела правовой, а не биологический или физический характер. Это была граница, за пределами которой юрисконсульт считал предъявление иска маловероятным[318].

Вскоре после этого радиация военного происхождения стала обнаруживаться повсюду. Радиоактивный след испытания «Тринити» в штате Нью-Мексико в июле 1945 года засветил фотоматериалы на заводе Eastman Kodak в штате Индиана. К концу 1945 года выяснилось, что радиоактивная пыль распространяется в верхних слоях атмосферы по всему миру.

После испытания Советами атомной бомбы осенью 1949 года участники мониторинга ядерных рисков поняли, что технологии детектирования радиоактивной пыли могут также использоваться для оценки состояния советского арсенала[319].