Разведчик Линицкий

Количество политзаключенных все росло и дошло до того, что в камере на 60–70 заключенных содержалось около 350. Именно поэтому в 1927 году рядом с Главнячей было возведено новое здание Отдела технической полиции. Таким образом, в тюрьме стало два двора – один для уголовных преступников, другой для политических. Для последних даже особый закон был написан – Закон о защите государства. В этой тюрьме заключенных допрашивали и пытали.

Сюда и были доставлены после ареста члены резидентуры Леонида Линицкого во главе с самим резидентом. Провал Линицкого и всей выстроенной им сети оказался не меньшим шоком и для Москвы. Центр искал возможность каким-то образом связаться с ним и помочь своему резиденту выкрутиться. Впрочем, Линицкий и так действовал согласно инструкции, которую он получил в самом начале своей работы на ИНО ГПУ.

Его сразу поместили в камеру-пробку, без окон, остальных его подельников, включая и Комаровского, держали в самой большой камере, той самой, по имени которой теперь называли и всю тюрьму. Так распорядился лично Йованович – главный подозреваемый сразу отсекался от членов своей команды, и те не имели возможности получить от Линицкого инструкции и наставления. Допрашивал же Линицкого шеф русского отдела Губарев, приказавший сначала слегка применить к нему, как он выразился, «строгие меры воздействия». Цепные псы тайной полиции лишь улыбнулись такому приказу.

– Вы работали на советскую разведку? – спрашивал Губарев.

– Нет! И все мои соратники, которых вы арестовали, тоже никакого отношения к шпионажу не имеют, – спокойно отвечал Линицкий.

– А к чему имеют? – Губарев внимательно следил за каждым жестом, каждой мимикой на лице Линицкого.

– Все они – члены моей организации, которую я создал исключительно для того, чтобы бороться против террористической линии деятелей РОВСа.

– Значит, вы не сторонник террора?

– Абсолютно!

– А ротмистр Комаровский также входил в вашу организацию?

– Безусловно! Более того, он-то как раз и являлся истинным руководителем агентской сети в Белграде. Именно от него я получал сведения, списки и фотографии о переброске в Россию диверсантов-террористов из числа наших с вами соотечественников, господин Губарев, а также получал от него денежное вознаграждение. Я понимал, что этих людей посылают на смерть, и пытался этому противостоять.

– А зачем вам понадобилось вскрывать сейфы у Байдалакова и Пепескул?

– Я надеялся найти и у них списки людей, которых готовили для отправки в Россию.

– И сколько вам платили Советы за оказанные услуги? – резко переменил тему Губарев, но Линицкий на его удочку не попался.

– Я же вам сказал, что я на них не работаю.

– Конвой, ко мне! – позвал Губарев, и дверь камеры тут же открылась. – Уведите арестованного.

Линицкий встал, заложил руки за спину и подошел к двери.

Губарев приказал следователю не жалеть Линицкого и его подельников. Практически на каждом допросе их избивали, пытали, стараясь получить сведения, которые бы подтверждали причастность группы к шпионской деятельности. Линицкий старался при любой возможности морально поддерживать своих товарищей, во всем брал вину на себя, при очных ставках давал понять, какой линии они должны придерживаться на допросах. Но самому Линицкому доставалось больше остальных, однако он действовал согласно инструкции Центра: не связывать свою деятельность с советской разведкой, а выступать под флагом самостоятельной политической организации, борющейся против террористической деятельности отдельных руководителей белой эмиграции. Нужно было наметить такую линию защиты подсудимых, чтобы подчеркнуть, что они действовали из любви к Родине, ни одним своим действием не нанесли вреда Югославии, а информацию о террористической деятельности отдельных белогвардейских групп пытались довести до сведения своего государства и мировой общественности. Важно было также в ходе судебного процесса разоблачить истинную роль РОВС и НСНП, показать, какой вред они наносили Югославии своей террористической деятельностью. Такая линия должна была показать общественности Югославии, что руководители белоэмигрантских организаций используют территорию их страны в провокационных целях.

На Линицкого вылили полведра воды, приводя в чувство. Помощник Губарева помог ему подняться и снова посадил на табурет.

– На кого ты работаешь?

– Я уже говорил: руководитель нашей группы ротмистр Комаровский. Сведения я получал от генерала Барбовича, Байдалакова и Георгиевского.

– Врешь, сволочь!

– Устройте нам очную ставку, сами убедитесь.

Губарев, разумеется, не поверил Линицкому по поводу его сотрудничества с Комаровским. К тому же и генерал Барбович вступился за своего помощника, дав ему прекрасную характеристику. И все же шеф русского отдела решил устроить очную ставку между Линицким и Комаровским. Она была назначена на 5 января 1936 года.