– Какие уж тут улыбки, – еле разжимая губы, произнес Орлов. – А вы, я смотрю, из наших, из русских будете? Или я ошибаюсь?
– Не ошибаетесь. Я и есть тот самый доктор Линицкий. И, поскольку вы никакого отношения к нашей с господином Комаровским организации отношения не имеете, о чем я завтра же и заявлю следователю, вас, вероятно, отпустят.
– А что, Комаровский и в самом деле шпион?
– И к тому же очень хитрый и изворотливый.
– Но в это трудно поверить. Я немного знаю ротмистра… Так, изредка пересекались с ним по делам НСНП…
Они отошли от окна, Линицкий подошел к своим нарам и сел, жестом пригласив и Орлова сесть рядом.
– Зато я знал его слишком хорошо.
– Но кто вы, доктор? О вас весь Белград сейчас рассказывает разные истории.
– Это интересно! И что же говорят?
– Ну, например, что вы коммунист и являетесь агентом большевиков… Но мне почему-то не верится.
Линицкий усмехнулся.
– Напрасно не верится. Я и в самом деле – коммунист. Но коммунист-идеалист. Как коммунист я – агент большевиков. Моя задача состоит в работе по разложению русских эмигрантских организаций путем провокации.
– Разве эти организации опасны большевикам? – удивился Орлов.
– Видите ли, отсюда засылают в СССР агентов с поручениями саботажа, уничтожения важных строек или порчи турбин. Впрочем, – продолжал Линицкий, – я занимался и другими делами. Как-то раз, в компании с Комаровским, я сделал несколько снимков Панчевского железнодорожного моста. Да откуда-то взявшийся жандарм помешал мне закончить работу.
– Но Комаровский коммунистов терпеть не может… насколько я знаю, – неуверенно добавил Орлов.
– Видимо, хорошо умеет скрывать свои мысли и взгляды, – пожал плечами Линицкий.
На этом разговор был закончен. Заключенные стали укладываться спать. Но под утро Линицкий разбудил Орлова и сказал:
– Все же Комаровский дурак. Он был слишком доверчив.
Впрочем, в данном случае верна была лишь вторая часть, ибо никто из знавших Комаровского не считал его дураком. Наоборот, это был умный и дельный человек. Разумеется, не был он и коммунистом, хотя после его ареста многие офицеры это утверждали. Просто Линицкий его перехитрил.
Сопоставив все полученные данные от Орлова, еще раз внимательно перечитав все протоколы допросов, хорошенько всё обдумав, Николай Губарев пришел к выводу, что ротмистр Комаровский и в самом деле стал жертвой обстоятельств и подставы. О чем и сообщил своему шефу Драгомиру Йовановичу, державшему дело Линицкого – Комаровского под личным контролем.
– Значит, ты считаешь, что Комаровский ни в чем не виноват? – жестко спросил Драги.
– Ну, разве что в том, что поддался на провокации Линицкого.
– Решение на твою совесть и на твое усмотрение.
– В таком случае я считаю, что Комаровского следует исключить из процесса.
После этого разговора с Губаревым Йованович распорядился значительно смягчить тюремный режим Комаровскому: ему допущена была передача пищи, газет, писем и свидания со знакомыми. Узнав об этом, первой примчалась на свидание Мария Пепескул.
Разумеется, руководителям РОВС и НСНП не нравилось, что Линицкий попытался втянуть обе эти организации в шпионские игры. Это могло закончиться весьма печально для обеих организаций. Югославский королевский двор заигрывал и с Гитлером, и с Муссолини, а тут у них под носом, оказывается, русские эмигранты шпионят в пользу Советской России. Да их могли просто запретить королевским указом. Информация о террористической деятельности РОВС и НСНП докатилась и до Лиги Наций. В прессе появились отклики, в которых говорилось о необходимости привлечь к суду и противную сторону, то есть белые террористические организации. И понятно, что руководители и РОВС, и НСНП стремились по-своему влиять на ход следствия. Им важно было обвинить Линицкого и его группу в шпионской деятельности и прикрыть свою террористическую деятельность, успокоить белоэмигрантскую общественность.
Представив дело так, что группа Линицкого работала против Сербии, собирала шпионские данные об этой стране, они надеялись отвести удар от себя. Им повезло в том, что бывший сенатор Трегубов привлекался к этому делу в качестве эксперта. Следовательно, он получал на руки все протоколы, был знаком со всеми деталями следствия.