«Похоронен в море…» Так сообщалось о тех, кто воевал на воде и под водой, кто не вернулся на берег. Смерть есть смерть. Даже на войне, самой жестокой и кровопролитной, привыкнуть к ней трудно. И все же когда идешь в атаку по полю, то помогает мать-сыра земля. Под ногами твердь, над головой бездонное небо и дышишь воздухом родной страны, за которую жизнь отдаешь. В подводной лодке, пожалуй, страшнее, особенно когда ее смертельно ранили. Она уже легла на дно и умерла, а ты еще живешь последними глотками кислорода, угасающим мерцанием агонизирующих лампочек, бронированной тишиной наглухо задраенных люков. Когда пуля — и наповал, когда вспышка взрыва — и небытие — это все же, согласитесь, легче, чем медленное удушье в абсолютной темноте и леденящей тишине.
Я не знаю, как умирали подводники со Щ-204. Водолазам удалось проникнуть в центральный пост и один из отсеков, где были найдены лишь семь скелетов. Только кости… Почти все остальное съело море и безжалостное время, которое необратимо… А остальные? Там, за задраенными отсеками…
…Мы постояли молча на высоком холме, низко поклонились праху тех, кто жизнью своей дал жизнь новым поколениям на русской и болгарской земле. Да, «щуки» тоже тонут…
— Ну, а мне так и не пришлось тогда поработать в немецком тылу, — улыбается Иван Винаров. — Штаб отдельной мотострелковой бригады особого назначения срочно отозвал меня из Севастополя в Москву. Бригада в октябре — ноябре 1941 года имела одну задачу — стоять на обороне столицы. Ею командовал полковник М. Орлов. Командиром интернационального полка, входившего в бригаду, назначили В. Гриднева, а комиссаром — меня. А руководил я диверсионными акциями.
Наша полоса обороны проходила через Бабушкино и Химки, с глубиной до самого Садового кольца. Штаб бригады находился в Доме союзов. Вместе с нами на сооружении блиндажей и укрытий трудились ополченцы, школьники, женщины. Мы не знали отдыха. Помимо всего прочего в обязанность специального подразделения полка входило нанесение ударов по центрам связи гитлеровцев и их штабам, мы должны были поджигать склады, взрывать поезда, мосты, вести разведку. В те далекие дни обороны столицы мне довелось увидеть командарма Рокоссовского — он по каким-то делам приезжал в Москву. А командовал он тогда знаменитой 16-й армией на одном из самых важных участков на подступах к Москве. Части армии К. Рокоссовского «оседлали» основную магистраль, ведущую к столице, — Смоленск— Вязьма. А потом было Волоколамское шоссе, герои-панфиловцы, оборонительный рубеж в десяти километрах от Истринского водохранилища… И везде подразделения 16-й армии стояли насмерть.
После разгрома гитлеровцев под Москвой бригада особого назначения приступила к выполнению специальных акций. Мы отправлялись в тыл немцев, где участвовали в партизанских рейдах, сражениях, диверсионных вылазках. Мне тоже приходилось переходить линию фронта, помогать товарищам в формировании партизанских отрядов, вести разведку. Конечно, на войне как на войне. На войне убивали. Гибли солдаты, командиры, политработники. Вражеская пуля не щадила ни ветеранов, ни молодых. Смертью храбрых пали многие мои боевые друзья. Вечная им память!
…Наступал март 1944 года. Советская армия уже провела ряд блестящих операций, шаг за шагом освобождая израненную русскую землю от оккупантов. Иван Винаров по-прежнему служил в интернациональном полку, постоянно совершал перелеты в тыл захватчиков. Однажды его вызвали на подмосковную дачу и предложили срочно перебраться в Софию. Наступало время решительных действий и на болгарской территории. В них вместе с товарищами принял участие и Иван Винаров.
— Революция победила у нас в сентябре 1944 года. Однако проблем еще оставалось немало, — подчеркивает мой собеседник. — Надо было укреплять власть Отечественного фронта. Меня избрали членом ЦК партии и поручили руководство военным отделом. Первая задача, как сейчас помню, заключалась в установлении прямой связи с командующим 3-м Украинским фронтом маршалом Ф. И. Толбухиным. В кабинете маршала я неожиданно встретил своего друга, с которым когда-то работал в управлении, — Рогова. Здесь он возглавлял штабную военную разведку. Выполнив задание командования, я распрощался с Ф. И. Толбухиным и вернулся в Софию, где меня ждали другие оперативные дела. Их в моей жизни всегда хватало. Но я никогда не раскаивался в том решении, которое принял несколько десятилетий назад, дав согласие моему другу и учителю генералу Берзину стать советским разведчиком…
Я не знаю, право, что бы сейчас сказал о своем решении Иван Винаров, после развала Советского Союза, а вместе с ним и социалистической Болгарии. Может быть, разочаровался бы в совершенных им бесполезных подвигах. А может быть, нет. Человеком он мне показался при встрече твердокаменным. А такие не признают своих ошибок, даже если они очевидны…
Глава 16. У расстрельной стены