Разведотряд

– Кажется, вы перехватили инициативу, Якоб. Уже потому, что просчитали эту ситуацию. Что вы предлагаете?

– Сделаем так: я положу в дупло этого романтического дерева список завербованных мною сотрудников абвера в период с 39-го года по 41-й…

– Вами? – недоверчиво уточнил Карл-Йозеф.

– Именно… – кивнул Яша. – И фамилии вас неприятно удивят, поверьте. Так что при желании и вас я могу назвать своим сексотом.

– Von wem? – сделал недоуменную мину Бреннер. – Кем-кем?

– Сотрудником…

К чести гауптштурмфюрера, новость он переварил довольно быстро; всё-таки двойной агент – не бог весть какой моветон в любой разведке. И всё-таки…

– Значит, вы?

– В равной степени как агент абвера, так и Иностранного отдела НКВД… – поморщился Яша, будто необходимость разъяснять очевидное его раздражала. – Как будто вам это не приходило в голову?

– Да, в общем-то… Но мы проверяли… Эти же чёртовы лесбиянки, которых угораздило перегрызться накануне, проверяли всё.

– Хреново проверяли, – отмахнулся Яша. – Бабы есть бабы. Но продолжим. Я положу список и уйду.

– Куда? – машинально спросил гауптштурмфюрер, но, поймав иронический взгляд Войткевича, смутился: – Ах да, конечно…

«По большому счёту, – рассудил Бреннер. – Можно позволить сейчас агенту Spiller’у вернуться в его лесную берлогу. Всё поправимо, всё можно переиграть, особенно когда списки окажутся в надёжных руках. Главное – и это наверняка – русские не догадались о берлоге настоящей, о базе во чреве Аю-Дага…»

– И для вас, и для меня этот список будет приговором, – продолжил развивать свою идею Войткевич. – Мне от наших как агенту абвера. Вам – от своих как моему куратору, прозевавшему в рядах абвера агента НКВД. Соответственно, список будет достаточной гарантией нашего дальнейшего плодотворного сотрудничества.

– Wir werden vermuten… – хмыкнул Бреннер. – Предположим…

– А вот, чтобы я во всё время этого нашего сотрудничества спал спокойно… – продолжил Войткевич, – зная, кто придет меня ликвидировать, когда мы окончательно погоним вас «nach dem Westen!» – не отказал себе в удовольствии уточнить Яша. – Вы мне скажете, кто ваш человек в разведотряде.

– Э-э… – морща лоб, заскрипел Бреннер, будто решаясь.

– И не надо мне называть имена адмиралов штаба флота, – поспешил Яков упредить глубокомысленную гримасу гауптштурмфюрера. – Я уже понял, что ваш человек гораздо ближе, в самом отряде.

– И даже ближе, чем вы думаете… – спустя минутную паузу произнёс наконец Карл-Йозеф. Произнёс драматически, щурясь сквозь табачный дым, как оракул сквозь клубы фимиама. Слишком уж много Станиславского предполагала сама фраза. Не удержался старый театрал. – Говорите, хотите крепко спать? – начал он…

– Danke. Verstanden, – неожиданно прервал его Войткевич. – Спасибо. Понял… Вполне совпадает с моими подозрениями. Ну, что ж… – поднялся он с вытертого пионерскими пятками корневища. – Ещё раз Danke. Времени, пока вы будете искать список в дупле, мне вполне хватит, чтобы скрыться.

Гауптштурмфюрер опешил, но в силу привычки – и на грани провала нельзя терять самоуверенности, где уж тут челюсть подбирать – успел задать вопрос по делу:

– Как мы уговоримся? О следующей встрече?

– Тут же и так же… – похлопал Войткевич ладонью по морщинистой коре в струпьях многочисленных надрезов. – Пионеры, гадёныши, весь ствол изрезали: «Спасибо любимому Сталину!», но наши руны, я думаю, вы разберёте… – Он сунул руку в дупло, надо понимать – со списком и, обернувшись через плечо, кивнул почти дружески: – Рад был увидеть. Auf Wiedersehen. Прощайте…

– Во всех смыслах… – добавил Яша, уже канув в лесную глушь, как в небытие. Только отступил куда-то в сторону, выйдя из серебристого дымного луча лунного света, – и ни шороха…

Бреннер не сразу даже спохватился, да и не пытался отследить, куда подевался Spiller. Его внимание приковал дуб, дупло, темневшее на уровне его головы.

Отмахнув рукой в сторону мрачных дебрей, чтобы оберлейтенант Габе не предпринял никаких резких движений в смысле задержать Войткевича, Карл-Йозеф поднялся. Он не мог не посмотреть, что это за «расстрельный список» оставил ему Якоб. И посмотреть раньше, чем о таком списке узнает кто-либо, пусть даже этот мальчишка Габе, что сидит сейчас со взводом своих «фельдполицай» чуть поодаль.

«Очень смышлёный, кстати сказать, мальчик… – вдогонку подумал Бреннер, сунув руку в чёрный зев дупла. – Mein Gott, да где здесь бумаги?!»

Он вынул целую жменю то ли бумажек, то ли жёсткой дубовой листвы.

«И впрямь, пока найдёшь нужную, можно не то что скрыться, а занять оборону и окопаться в полный рост…» – полез в карман Карл-Йозеф за фонариком и, переведя включателем режим на ближний, посветил.

«Впрочем, кажется, повезло», – облегченно вздохнул он, высветив скромным огоньком содержимое горсти.

Первая же бумажка в комке пожелтевших и даже полуистлевших посланий была исчёркана угловатым латинским шрифтом.

«Стефан любит Мусю. 13.07.26 г…» – успел разобрать немецкое «Ich Liebe Musja» Карл-Йозеф и вдруг ослеп…