Разведывательная служба Третьего рейха. Секретные операции нацистской внешней разведки

После этого ответы Гесса стали приходить регулярно. Большая часть переписки была всецело личного характера и касалась исключительно его жены и сына, к которым он проявлял самые глубокие любовь и привязанность. Остальное было трудно понять, так как это были частные ссылки на предыдущие разговоры с женой или другими людьми. Иногда я задавал себе вопрос, почему английские цензоры позволяли всему этому попасть в переписку. Наверное, уже изучив Гесса, они поняли, что его мистические и маниакальные идеи представляли интерес скорее для психиатров, нежели политических цензоров.

Было удивительно, как Гесс с уверенностью фанатика или сумасшедшего верил в старинные пророчества и иллюзорные откровения. Он цитировал целые отрывки из книг пророчеств Нострадамуса и ему подобных — имен не помню, — ссылался на старые гороскопы, раскрывающие его собственную судьбу, а также судьбу его семьи и Германии. Временами были видны признаки неуверенности, которые, вероятно, отражали смену его состояния на депрессивное. Все это он пространно излагал снова и снова своей жене в самой замысловатой манере. Она, видимо, принимала эти его идеи и соглашалась с ними, но действительно ли она верила всему этому или делала это из уважения к нему, я не могу сказать.

Глава 19 В состоянии войны с Россией

Разногласия с адмиралом Канарисом. — Оценка Генеральным штабом военного потенциала России. — Гейдрих сообщает о взглядах фюрера на военную ситуацию. — Проблемы сотрудничества между СД и вермахтом. — Разработано решение. — Страх активного вмешательства Соединенных Штатов. — Сообщение о подрывной деятельности Коминтерна. — Гитлер объявляет войну. — Я получаю повышение. — Канарис предостерегает от чрезмерного оптимизма. — Сложности взаимного вывоза дипломатических работников

Приход весны в 1941 г. был едва замечен в Берлине, превратившемся в ведьмин котел. Я был тревожным и нервным и ощущал подспудное чувство опасности, реальную причину которой не мог определить. Каким-то образом я чувствовал, что приближаются события слишком великие, чтобы на них можно было оказывать личное влияние.

Во время конных прогулок, на которые мы с адмиралом Канарисом обычно выезжали рано утром, мы обычно обсуждали информацию, поступавшую в наши ведомства, между которыми, к сожалению, было очень много расточительной, частично совпадающей деятельности. Между нами существовали различные разногласия в отношении России, и мы спорили о них на протяжении многих месяцев. Во-первых, существовал вопрос о производственных цифрах российской тяжелой промышленности. Я оценивал уровень производства танков в России гораздо выше, чем Канарис, и был убежден, что русские запустили в производство новые модели, которые лучше наших, но в это Канарис отказывался верить. Я пришел к своему заключению после одного своеобразного приказа, который Гитлер отдал в марте 1941 г., желая произвести впечатление на русских. Мы должны были показать Советской военной миссии наши самые передовые заводы по производству танков и школы обучения танкистов; при этом все меры секретности должны были быть оставлены в стороне. (Тем не менее мы ослушались приказа фюрера и скрыли наши новейшие модели.) Именно отношение русских в этом случае и вопросы, которые они задавали, привели меня к заключению, что у них есть модели лучше любых, имевшихся у нас. Появление на русском фронте летом 1941 г. танков Т-34 в больших количествах доказало, что мое предположение было правильным.