Разведывательная служба Третьего рейха. Секретные операции нацистской внешней разведки

Здесь я впервые прервал Гейдриха и спросил, каковы главные интересы, которые я должен буду защищать.

Он мне ответил, обрисовав в общих чертах проблему, которая — если ее выразить самыми простыми словами — представляла собой давнюю историю зависти и вражды между армией и СС. Моей задачей было прийти к компромиссу с генералом Вагнером в отношении каналов и взаимоотношений командования, гражданских и военных властей, транспорта, поставок топлива и других необходимых вещей. Короче, мы должны были найти рабочее решение, удовлетворяющее обе стороны.

В свое время этот результат был достигнут, и Гейдрих был вполне доволен.

Теперь события начали развиваться стремительно. Подготовка такой войны, мобилизация такого большого количества людей и материальных средств требовали невероятной энергии ото всех, связанных с организацией и планированием. Тот, кто не пережил такие дни, не может представить себе, как много требовалось от каждого из нас. Особенно это касалось моей работы начальника контрразведывательного департамента. Для нас война с Россией уже началась, и бои шли на разведывательном фронте. Одним из принципов нашей работы было держать раскрытые шпионские ячейки под плотным наблюдением как можно дольше, чтобы мы могли проникнуть в них до начала реальных военных действий. Самое важное для нас было скрыть лихорадочную активность нашей мобилизации от глаз иностранной разведки. Я отдал своим служащим приказ осуществить превентивные действия, проведя массовые аресты подозреваемых. Эти меры были приняты в сотрудничестве с абвером Канариса и другими ведомствами вермахта, и особое внимание было уделено чрезвычайно «чувствительным» пунктам, таким как железнодорожные сортировочные станции и пограничные посты.

Там, где работали особенно важные шпионские сети русских, я ранее отложил аресты, но с ними нельзя было уже тянуть. Сейчас было крайне важно перекрыть все каналы информации. Однако одна или две такие сети все еще использовались нами для поставки русским дезинформации, подготовленной вермахтом. Нам удалось передать в их руки сфальсифицированные материалы о возобновленных приготовлениях к операции «Морской лев» — вторжению в Великобританию. Было очень важно, чтобы в Кремле сложилась ошибочная оценка политической ситуации, и принятые нами меры, безусловно, способствовали этому. Например, в крепости Брест-Литовск днем 21 июня русские пехотные батальоны еще ходили парадом под оркестр.

Канарис нервничал все больше. И на него, и на Гейдриха постоянно оказывал нажим Гитлер, требуя больше материалов о состоянии русских укреплений и советских вооруженных силах. Гитлер изучал их доклады во всех деталях. Несколько раз он жаловался Гиммлеру на Канариса. «Абвер всегда присылает мне пачки отдельных беспорядочных донесений. Конечно, все они очень важны и исходят из самых надежных источников, но анализировать материал достается мне! Это неправильно, и я хочу, чтобы вы дали указание своим людям выполнять свою работу по-другому».

Это говорилось мне много раз до самого конца 1944 г., когда наконец Гиммлер сказал мне, что Гитлер вполне удовлетворен нашей работой.

Несмотря на все происходящее, мы с Канарисом продолжали ездить верхом по утрам по крайней мере два или три раза в неделю. И хотя мы договорились с ним не говорить о служебных делах, мы не могли удержаться, чтобы не свернуть на темы, связанные с нашей работой. Канарис был сильно обеспокоен приближением войны. В самых крепких выражениях он критиковал руководителей вермахта, которые, несмотря на свои специальные знания, были безответственными и глупыми настолько, чтобы разделять взгляды такого человека, как Гитлер, который допускает, что мы сможем завершить русскую кампанию за три месяца. Он не хотел в этом участвовать и отказывался понимать, как генералы фон Браухич, Гальдер, Кейтель и Йодль могут быть настолько самодовольными, оторвавшимися от реальности оптимистами. Но любая попытка противодействия была бесполезна; он уже сделал себя непопулярным благодаря своим неоднократным предупреждениям. Всего несколькими днями ранее Кейтель сказал ему: «Мой дорогой Канарис, возможно, вы кое-что понимаете в делах абвера, но вы из ВМФ, и вам не следует пытаться учить нас стратегическому и политическому планированию». Когда Канарис повторял эти слова, он обычно сдерживал лошадь, глядел на меня широко раскрытыми глазами и говорил совершенно серьезно: «Не кажется ли вам все это смешным — если бы это не было столь серьезно?»