Развеянные чары

Наконец, «Развеянные чары» попадают в особую группу произведений, в которых описывается процесс «усмирения, умиротворения» (пин яо) разных бунтов, восстаний, беспорядков – всего того, что вносит в жизнь разброд и хаос. Именно этот термин – пин яо – содержится, как мы помним (см. выше), в полном названии книги.

Итак, на взгляд китайских знатоков, перед нами «многоглавое повествование с участием духов и демонов, рассказывающее об их умиротворении». Согласитесь, определение «роман» блекнет на таком красочном фоне. А полный, отвечающий форме и содержанию текст на обложке нашей книги выглядел бы и вовсе фантастично: «Приписываемое Ло Гуан-чжуну и Фэн Мэнлуну многоглавое повествование с участием духов и демонов, рассказывающее об умиротворении, под названием „Три Суя усмирили нечисть“» (знающие китайский поймут, что и с этим пространным титулом не все гладко, но все-таки он много ближе к сути дела). Скажем для верности, что «три Суя» из названия – это три персонажа: Ма Суй, Ли Суй, Чжугэ Суйчжи, выполнившие главную назидательную задачу и восстановившие порядок после хаоса, в который был ввергнут мир.

Собственно, этими сведениями можно было бы и ограничиться, остальное читатель узнает, прочитав книгу. Однако отметим еще одну важную особенность, которая присуща не только «Развеянным чарам», но практически всей древней и средневековой китайской прозе.

Начнем с того, что вопреки волшебной, магической атмосфере и сказочным персонажам наше сочинение имеет вполне внятную историческую подоснову – восстание Ван Цзэ, случившееся во времена династии Северная Сун (Х – XIII). Этот Ван Цзэ будто бы имел на спине татуировку, сделанную его матерью в качестве оберега, – иероглиф, сулящий процветание. В сунское время, как не раз бывало в истории Китая, тяготы повседневной жизни и общая неуверенность в завтрашнем дне снова сделали популярными разнообразные религиозные культы. Повсюду возникали тайные секты, объединявшие по большей части бедных крестьян и горожан, готовых бунтовать против властей.

Члены одного из таких тайных обществ восприняли татуировку Ван Цзэ как благое знамение и под его водительством подняли на войну крестьянское войско и даже продержались у власти в городе Бэйчжоу более шестидесяти дней. Зверствовали обе стороны – и повстанцы, расправлявшиеся с местными продажными чиновниками, и правительственные отряды. В конце концов власти подавили восстание и жестоко расправились с бунтовщиками. Нам важно обратить внимание читателей на то, как вполне реальный исторический факт и связанный с ним персонаж преобразуются в книге, приобретая совершенно фантастические черты.

После добавления новых глав и редактирования бунт Ван Цзэ, описанный в «Развеянных чарах», потерял первоначальную связь с реальностью, все более сдвигаясь в сторону волшебного события, в котором участвуют колдуны, ворожеи, оборотни. Выясняется, что Ван Цзэ в предыдущей жизни был самой государыней У, а его жена оказывается не только лисой-бесовкой Ху Мэйэр, но и – в прежнем рождении – Чжан Чанцзуном, любовником танской владычицы. Не обходится без колдовства и сам бунт Ван Цзэ, теряющий под кистью сочинителя всякую связь с историей.

Пример Ван Цзэ далеко не единственный, – напротив, подобную трансформацию претерпевают и другие герои исторической сцены старого Китая, во множестве присутствующие на страницах «Развеянных чар». Здесь и древний жестокий владыка Цинь Шихуан, и первый государь Ханьской империи воинственный Лю Бан, сунские императоры Чжэнь-цзун и Жэнь-цзун. Атмосфера фантастического действа словно бы окутывает их мистическим туманом, превращая из влиятельных, весьма почтенных деятелей китайской истории в участников шутовского карнавала.

Такое обращение сочинителя с историческими персонажами – не новость для китайской прозаической традиции. На протяжении столетий, задолго до «Развеянных чар», много раз происходило то, что ученые называют «беллетризацией исторического сюжета». Пожалуй, самый наглядный пример – повесть неизвестного автора I века н. э. «Яньский наследник Дань». (Повесть хорошо знакома тем, кто интересуется китайской словесностью, она несколько раз включалась в собрания китайской прозы в переводах на русский язык.) Событие, положенное в основу этого произведения, действительно имело место: некий Цзин Кэ предпринял неудачную попытку убить будущего императора древнего царства Цинь Шихуана, объединившего под своей властью разрозненные владения в империю Цинь (220–207 до н. э.). Однако автор повести, как явствует из ее заглавия, переориентирует сюжет на рассказ о Дане, наследнике престола царства Янь, за оскорбление которого и мстит Цзин Кэ. История Цзин Кэ обретает возвышенный романтический тон, исключающий всякую объективность.