Развиртуализация. Часть первая

Центральный форпост суонси просматривался насквозь. Вокруг палаток теснились десятки подсобных тентов, бросались в глаза деревянные стойки для оружия, виднелись холмики окопов и землянок, чадили походные кухни.

«Словно псы жрать сюда приехали».

Лагерь бурлил. Большинство псов, мелькающих среди построек, были экипированы не столь нарядно, как отряд, встретивший Кох, но во всем и всех ощущалась собранность, энергия сжатой до придела пружины. Строго направленное организованное движение масс. Никакого разложения, слюнтяйства, прихлебывания из фляг, бессмысленного брожения по кругу как у хранителей рыбы.

Только сейчас Наталия поняла в полной мере, какая машина противостоит Фишгарду, какие микроскопические возможности имел ее отряд и оставшиеся позади горе–вояки. Как они смешны и ничтожны. Среди оборванцев Фишгарда значилось от силы два десятка военных, да и то резервисты и пенсионеры. Трактор против трехколесного велосипеда. Можно только удивляться, что город еще держится.

«Ну что начинать?» – сердце запрыгало по всему телу Кох. На смену связных мыслей пришли короткие, вспыхивающие, адреналиновые аффекты, похожие на знаки препинания. Теперь только они управляли ее движениями.

Наталия развернулась лицом к своим детям, гусиным шагом сократила разделяющий их метр, пробормотала крайнему тщедушному мальчику («Энфис», – Кох вновь удивилась своей памяти), выбранному на роль пугача, «расстегни куртку», закрыла его корпусом, протянула руку, поправила воротник, помогла вытащить фартук из–под одежды. Взрывчатка снималась в три движения – расстегнуть куртку, перекинуть лямку через чумазую шею, потянуть. Со стороны это выглядело вполне невинно – девушка всего лишь приводит в порядок одежду малыша. Последнее действие – достать нужный ПДУ. Наружный карман справа – specially for Энфис.

Девушка одновременно успела подумать «им уже нет дела до нас… они расслабились, спокойно ждут своей очереди, когда смогут засунуть член ко мне во …» и краем глаза уловить – вояка слева углядел многообразие ее движений, напрягся, подался вперед.

Когда пес, вздергивая автомат, сурово прогрохотал «hands up», Наталия, чуть приподнявшись, метнула взрывчатку как можно дальше к лагерю и, перекрикивая, обостряющийся гул голосов – детских, мужских, взвизгнула во всю силу легких:

– No! No shoot! – повернув голову к детям, заорала. – Down![104]

На это предупреждение жители Фишгарда, от млада до велика, реагировали рефлекторно. По ушам резануло. Тот самый бдительный военный сделал очередь поверх голов. То, что он в эту секунду не открыл огонь на поражение, спасло многих – и суонси, и детей. Но только не его.

Вероломная группа из Фишгарда представляла идеальную мишень для девяти автоматов, направленных в сторону прижавшихся друг к другу детей. М-16 могли покрошить пленников за несколько секунд.

Но Кох, привстав, обозначила себя как опасность, как единственного нарушителя спокойствия и порядка. Стрелять необходимо было в нее, а не в прижавшихся к земле безобидных детей.

Однако, псы, стоявшие справа от девушки на склоне холма, были слишком далеко, чтобы разобраться в происходящем. Непрофессионально палить наобум по детским макушкам они не стали. Те, кто прикрывал сзади, больше интересовался разговорами и дорогой на Фишгард. Снайперов на холме занимали окрестные кустарники, а не слюнявые оборванцы.

И первые, и вторые, и третьи среагировали на крик и на выстрел, но успели лишь вскинуть автоматы.

Кох попадала на линию огня к псу, первому заметившему ее движения. Спустя еще одно мгновение автомат бдительного вояки заработал на поражение. Во второй и последний раз. В этот момент девушка уже заваливалась влево, чтобы хоть немного прикрыть детей от взрывной волны. Она до посинения давила красную кнопку брелка от Ягуара.

Подогнув к груди голову, упала на колени, одновременно со взрывом обрезавшись о невероятно связную мысль, молнией мелькнувшей в опустевшей голове: «И все это из–за того, что я люблю? Из–за того, что смогла что–то почувствовать к Культяпке среди собственной глухоты и слепоты?»

Хлопок был несильным, визуальный эффект – грандиозным. Гайки и винты разлетелись на тридцать метров, пронзив десяток армейских палаток. Ближайшую смело взрывом. Те, что стояли по периметру от нее, завалились набок и загорелись. Некоторые чуть дальше от эпицентра взрыва – покосились, из них словно выпустили пар. Они начали медленно оседать, словно сдулись.

Бдительного пса и того, что стоял в пяти метрах за ним, срезало вчистую. В гуще палаток заорал от боли многоголосый невидимый зверь. Суонси с флангов попадали на землю. Лишь трое из них были тяжело ранены. Легкие сразу схватились за автоматы. Сориентировались и открыли огонь лишь двое. Один по детям, другой по Наташе.