Развращённые

Он не узнавал ни собственный голос, ни тон. Не знал, зачем делает её положение еще более унизительным, зачем насмехается. А не мог иначе! Будто природа вместе с влечением к девчонке, наградила его этим желанием — задавить, унизить.

Удовольствие накрыло его ударной волной.

Когда он заглянул ей в глаза

Находится в ней было приятно. Но когда градус возбуждения начал спадать, он откинул её в сторону, намеренно грубо, не оставляя сомнений в том, кто она для него. Девчонка не пыталась сопротивляться — послушно откатилась в сторону и заледенела в позе эмбриона.

Она не издавала ни звука, и вначале эта тишина воспринималась как благословение свыше. В его комнате, на его территории было тепло, камин (он их так любил) создавал атмосферу покоя и уюта.

Женщина по-прежнему лежала на краю кровати, не двигаясь. Платье было запачкано — следы крови. Еще немного — и можно позвать охрану, пусть уведут её. Еще немного.

Он и сам не понимал, в какой момент тишина начала пугать. Нелепая мысль не давала покоя: вдруг он слишком ей навредил.

Слишком — это как? А как «не слишком»? Не слишком сильно надругался?

Судья наклонился к юной женщине, прислушался то ли к дыханию, то ли к пульсу. Видимо, услышал слишком много, а может ничего не услышал, но он перевернул её на спину, и смог наконец-то заглянуть лисице в глаза… да так и замер.

Она была потрясающе красива! Почему он раньше этого не замечал, считал её посредственной? Куда смотрел?

А её глаза. В них не было ни злости, ни ненависти — одно глубокое отчаяние. И слез было так много, что, когда он переворачивал её, капли разбрызгались в стороны.

В груди сдавило. И непонятно от чего: то ли от осознания того, как он поступил с общем-то, ни в чем неповинной девушкой. Ведь, как бы он себя ни убеждал в обратном, голос рассудка твердил, что она не виновата в том, что была для него выбрана. Да и непонятно, кто выбирал, но уж точно не она. Вон, трясется как. Наверняка мечтает оказаться подальше отсюда.

Он прикоснулся к её лицу, и (что это за чувство — щемящая нежность?) и склонился к девушке, чтобы поцеловать.

Принуждение

От переизбытка чувств Марлен была на грани срыва. Эта его нежность обескураживала, вновь разгоняла по телу только-только осевший страх. Но лисица была не вправе ни убежать, ни повлиять на ситуацию. Она лишь робко положила руки не плечи судьи, надеясь, что сможет хоть немного смягчить его поведение. Этим поступком она давала понять: я не вырываюсь, я послушна, делай со мной, что заблагорассудится.

И неожиданно почувствовала, как мышцы под её руками расслабляются. Ящерру пришлось по душе то, что она сделала. Напор усилился, теперь судья целовал её более властно, более требовательно. Казалось, он сходит с ума прямо на её глазах, превращается в зверя. Его руки обвили её талию, в этот раз не причиняя боли. И целовал, властно, страстно… а затем прекратил.

— Не хочешшь, значит, — прошипел он, и лиса чуть ли не впервые услышала его акцент. Земной язык — не родной ему, как бы свободно он на нем не разговаривал. — Притворяешься ты хорошо. Но… — мужчина оскалился, — я тебе противен, не так ли?

Он отстранился от лисы и принялся тщательно изучать вверенное ему тело, в то время как его указательный и средний палец взялся усердно «вышагивать» по животу девушки. Затем ящерр склонился к своей жертве и укусил её за живот, почти у самого пупка.

— Ну ничего, это поправимо.

И тогда лисица вновь испытала то самое чувство. Ящерриное влечение, которое он вновь на ней применил.

Её разум пытался бороться с заразой, которую земные люди именовали влечением, и в какой-то момент сознание застыло где-то у резкого обрыва: одна её сторона начала испытывать к ящерру невероятное желание, в тот время как другая отчаянно вырывалась из пут липкого навязанного чувства.

Но спустя минуту — две лисица окончательно потерялась во влиянии судьи. Её глаза застлало желание. Испуг резко исчез, но и лисица исчезла. В постели судьи лежала девушка, которая выглядела так же, как его лиса, и в то же время… другая, непозволительно другая то была женщина. Она уже была не той смелой забавной девчонкой, что дерзила зрителям на арене, её воля была полностью подавлена его силой.

Его ему, для него на всю жизнь

Но в тот момент ему и этого оказалось достаточно. Когда лисица потянулась к нему руками, телом — у него крышу снесло. Её ответная реакция вызвала в нем дрожь, а еще непонятное желание защитить и позаботиться.

Доган поцеловал свою лисицу, а затем медленно перевернул её на живот. Осторожно провел рукой по ягодицам, погладил шею, затылок… и испытал состояние, близкое к эйфории: он может оставить её на всю ночь. И спохватился сразу, не подпуская к себе еще одну навязчивую мысль: он может оставить её на всю жизнь.

Не может! Не может!

Влюбленная