Развращённые

Дом, который уже почти не пугал, снова превратился в пристанище злых монстров. Слуги на неё косились, очень осторожно, но косились. Осуждали.

Её провели к его комнате. Не той, где они жили вместе. Другой комнате, там она бывала, когда он еще был судьей, а она — гонщицей Марлен.

Доган стоял у окна, опутанный вечерними сумерками и враньем Нерба. Как только за ней закрылась дверь, и они остались в комнате одни, он сказал:

— Здравствуй, лисица.

У него на животе, на месте раны была квадратная повязка, больше похожая на небольшой серебряный щит.

— Присаживайся, лисица, — продолжил Доган учтиво. — Расскажешь, зачем тебе понадобилось меня убивать?

Она понимала, что спорить бесполезно — не поверит. Молча подошла и села на диван. Доган не садился, он оперся о стоящий радом стол.

— Я к тебе не присоединяюсь, Марлен, — сказал ящерр, — видишь ли, рана еще не зажила, мне в принципе сидеть тяжело.

Он был так близко, но он был как никогда чужой. И от этого лисице было неожиданно больно. Оказывается, она испытывала перед ним не только страх, но и нечто другое, новое. Но поняла Марлен это только когда все связи между ними порвались. Ничего уже не исправить, и Марлен это понимала, но принять сердцем не могла.

Не могла! Ей хотелось, что Доган поверил ей, даже если это кажется иррациональным, даже когда все доказательства против неё. Пусть просто поверит!

— Поверишь ли ты мне, если скажу, что я не причастна к покушению?

Доган устало усмехнулся.

— Увы, лисичка, не поверю. Я знаю наверняка, что причастна.

Его вопросы, её ответы

Она понимала, что спорить бесполезно — не поверит. Молча подошла и села на диван. Доган не садился, он оперся о стоящий радом стол.

— Доган, зачем мне тебя убивать?

Он громко выдохнул. Марлен посмотрела на него — заметила синяки под глазами, заметила общую бледность. Видимо, не так уж ящерры отличались от земных людей.

— У тебя было много причин. То, что я тебя заставил вернуться в Мыслите — лишь одна из них.

— Не я на тебя напала, не я планировала покушение, — сказала лисица по слогам. — Я не виновата в том, в чем меня обвиняют.

Доган отвернулся от нее. Подошел к окну, хоть на улице было темно — глаз выколи, и даже фонари не спасали от этой тьмы.

— Я приказал привести тебя ко мне в надежде узнать от тебя правду. Но ты её говорить не хочешь, Марлен. Ты держишься за ложь. Хоть я знаю, что ты врешь… смотришь на меня своими глазищами, и врешь.

Марлен рикрыла глаза.

— Как всё нелепо, ящерр, — прошептала она. — Ты приложил столько усилий, чтобы я начала тебе доверять, но мне ты поверить не хочешь.

Он обернулся.

— Не верю?! Я знаю наверняка, что это ты, я записи камер видел!?

Доган подошел, и присел перед ней. Схватил Марлен за колени, заставил в глаза смотреть.

Его истинные чувства вмиг стали видны, он весь был нараспашку. В мужчине плескалась нечеловеческая ярость. Он был расшатан, растерзан, сломлен предательством любимой женщины.

— Я ради тебя всю свою жизнь менял, лисица! Я кинул всё свои силы, чтобы тебе угодить! А тебе даже не хватило смелости ударить в открытую! Ты сделала это, когда я уже был готов поверить, что ты меня приняла, когда был так счастлив! Зачем тогда играла, лисица!? Зачем позволяла мне верить, что сможешь принять?!

Когда её сожгут

— Доган, это не я, — прошептала Марлен, — … да, я тебя ненавидела, но почему-то никогда не думала о том, чтобы убить. Не после всего того, что между нами… возникало.

— Что возникало, Марлен? — спросил от требовательно, наклоняясь к ней еще ближе. — Говори!

— Ты становился… ближе, понятнее. Я видела, как много ты для меня делал. Я ценила… ценю это.

— Тогда зачем же ты так, — прошептал он, кладя голову ей на колени. — Марлен, зачем?

Он боялась даже пошевелиться. Её судья волком выл от её мнимого предательства, и Марлен знала, что если Нербу удалось совершить покушение, да так, что Доган его не раскусил, значит и доказательства её вины сфабрикованы обстоятельно. Доган не поверит.

Рагарра резко поднялся, и потянул Марлен за собой. И вот уже они оба стоят на ногах, и ящерр рассматривает её болезненно-внимательным взглядом.

— Никому еще не удавалось так сильно меня ударить, уязвить, — прошептал он, и впился в неё жестким болезненным поцелуем.

Целовал на прощание, целовал, чтобы злость сорвать. Чтобы наказать бедную, ни в чем не повинную лису. Лисичку, которую этот ящерр так сильно любил.

Когда поцелуй был прерван, он резко нажал на небольшую пуговицу на манжете рубашки, и в комнате объявилось несколько охранников. Те молча вывели Марлен из комнаты, из Экталя, и из жизни Догана Рагарры.

Марлен снова вернули в Сферу. Вернули, и забыли о ней на два дня.

Два дня в городе стояла мертвая тишина. Затаились все таблоиды, все новостные агентства. Величественный Мыслите терялся в догадках, что будет дальше. Все ждали.

На третий день было обвялено, что бывшая гонщица Марлен вскоре будет публично казнена посредством сожжения.

Сожгут лисичку, сожгут.

Недж