Развращённые

Её содержали в камере повышенного комфорта, где был стол и отдельная комнатка — туалет. Ей выдали планшетник с прекрасным качеством проекций. Вот так, сидя однажды на полу и листая новости (на тех каналах, доступ к которым не был заблокирован) она и узнала, что через несколько дней умрет.

Марлен несколько раз прокрутила проекцию, чтобы убедиться, что ей не послышалось.

Убедилась. И начала громко смеяться. Смеялась так отчаянно-заразительно, что даже охранник заявился — проверить, всё ли хорошо с заключенной.

Не всё хорошо. Наверное, невозможно узнать о собственной казни из новостей, и не закатить истерику. Наверное, она бы так и смеялась весь день, если бы её «досуг» не прервала нежданная гостья — жена Догана Рагарры пожаловала.

•• •• ••

Она была всё такой же стройной, невысокой, одетой во всё черное красавицей. Недж могла бы произвести прекрасное первое впечатление, если бы у неё на это было время. Времени не было, вот и первое впечатление получилось смазанным.

Только-только переступив порог камеры, Недж кивнула, и в комнате резко погас свет. Марлен не успела удивиться.

— Слушай сюда, лисица, — сказала Недж. — Ты уже знаешь о собственной казни. Я пришла сюда, чтобы попросить об услуге.

— Какой же?

Всё это было так неправильно, что впору бы удивиться. Но удивления Марлен не испытывала, с ней и не такое случалось. Скорее, легкое любопытство: о чем именно попросит Недж?

— Что бы ни происходило, не бойся, — сказала Недж.

Марлен рассмеялась ей в лицо.

— Недж, вы сумасшедшая? В новостях говорится, что меня живьем сожгут. Живьем! Какое, пятая нога, не бойся?! Вы поглупели за время, что мы не виделись?!

— Марлен, иногда от шока у земных людей останавливается сердце. Что бы ты ни говорила, в момент, когда тебе будет очень страшно, ты вспомнишь мои слова, и тебе станет чуть-чуть легче. Будет надежда, твой организм тебя не подведет, а я позабочусь обо всем остальном. Ты должна это пережить.

— Какая надежда?! — закричала лисица. — Он отдал приказ меня сжечь. Живьем! Доган это сделал!

Недж ее как будто не слышала.

— Марлен, просто постарайся пережить этот период. Я обещаю — дальше будет легче.

— Еще бы, ведь я умру, — она горько усмехнулась в кромешную темноту.

— Он тебя любит, — прошептала Недж.

У неё был тихий приятный голос.

— Вижу я, как он меня любит, — прошептала Марлен в ответ.

В темной комнате повисла пауза.

Марлен было очень больно и горько. И обидно. Неужели весь её жизненный путь закончится вот так, на костре? Неужели это конец?!

На костре ящерры сжигали особо опасных преступников, в назидание другим. Это случалось редко. Наверное, поймай ящерры Виру, вот её бы могли сжечь на главной площади города. А Марлен за что? За то, что ящерру любовницей была?

— Марлен… он тебя очень любит.

Услышанная фраза лишь разозлила.

— Уходите, Недж, оставьте меня в покое! Вы так же развращены и оторваны от реальности, как ваш муж, если не видите очевидного! Он хочет, чтобы я страдала! Чтобы не просто умерла, чтобы мучилась! Вот чего он хочет! Какая в этом поступке любовь?!

— Марлен, — ласковое.

— Уйдите прочь! — закричала Марлен. — Уйдите все от меня прочь!

Свет зажегся, Недж ушла. Марлен начала отсчитывать время до своей казни.

Казнь Марлен

Дальше время как будто ускорило бег. Завтра-ужин, завтрак, ужин… бесконечный поток белого света в камере, что забивался в глаза.

Апатия подкрадывалась незаметно. Если вначале Марлен еще пыталась осмыслить происходящее, то со временем и это желание понемногу было вытеснено апатией.

Она действительно умрет, Марлен уже не сомневалась в исходе. Умрет по требованию человека, у которого она почти привыкла есть с рук.

Марлен перебирала в памяти свою жизнь, и приходила к внезапному выводу, что неплохая это была жизнь. Сложная, но интересная.

Почему-то вспомнилось, как приходилось сражаться с Ярмаком за право проводить собственные операции. Вира и мать никогда не вмешивались, они требовали от Марлен самостоятельности. И Марлен оправдывала их ожидания. Её диверсии были отшлифованы до совершенства, а уж когда были приведены в порядок катакомбы — вот тогда-то лисица на тачке превратились в легенду. И Ярмак даже начал уважать, что было приятно, ведь он был мудрым человеком, этот старый хрыч.

Из новостей, Марлен узнала, что к её сожжению приурочили праздник. Марлен это не удивило, публичная казнь повстанцев традиционно знаменовалась каким-то «праздником». Но душа ощутила болезненный укол. Доган, зачем? Зачем заставлять меня страдать даже перед смертью?

Неужели ему захотелось превратить казнь в публичное шоу? Почему нельзя было просто убить? Зачем казнь?

Из тех же новостей Марлен узнала, что для неё на Млечной Арене установили специальную «печку», эдакий ящерриный аналог костра. Узницу поставят на специальное возвышение, и под ней (по команде судьи Догана Рагарры!) вспыхнет огонь. Всё очень цивилизованно: никаких сухих веток, никакого поджигания костра, даже запах от сожжённого тела благодаря фильтрам не распространится по Арене. Всё очень, пятая нога, цивилизованно!