Реактор. Черная быль

Щербицкий тем временем убеждал Брежнева в том, что под эгидой ЦК КПСС необходимо создать специальную независимую комиссию, включить в нее экспертов-физиков, чтобы получить объективную картину о состоянии проекта Чернобыльской АЭС.

– Лёня, ты только вдумайся. Строить эту станцию – все равно что на берегу Днепра положить сто атомных бомб такой мощности, которыми бомбили Хиросиму и Нагасаки. Положить и ждать, когда они рванут. А они рванут.

– Понимаешь, Володя, дело не в станции, все гораздо глубже, – глубоко вздохнул Леонид Ильич. Сказав эту фразу, он извлек из кармана черную коробочку, нажал кнопку сбоку. На панели загорелись два ярких индикатора – зеленый и красный, зажужжал еле слышный зуммер. – Новейшая немецкая разработка – «глушилка», – пояснил Брежнев. – Мне ее недавно потихонечку Хонеккер преподнес. Я никому не показываю, и ты смотри – ни гу-гу.

В прослушивающем устройстве сопровождающей машины раздался треск. «Черт возьми! – воскликнул один из охранников, агент, докладывающий обо всем, что слышал, лично всесильному председателю КГБ Андропову. – Похоже, он включил какую-то «глушилку». Хотел бы я знать, откуда она у него…

***

Когда 12 октября 1964 года Суслов закончил свой двухчасовой доклад на пленуме ЦК партии, Брежнев понял, что обратного пути у него уже нет. Хрущева, несмотря на все опасения, удалось спихнуть с трона без всяких осложнений – Никита не сумел воспользоваться ни поддержкой армии, ни региональных секретарей республиканских ЦК. Откровенно льстившие «соратники» по Политбюро увещевали, что он, Леонид Ильич, самый достойный преемник – молодой, энергичный и наиболее авторитетный в руководстве партии человек. Два старых битых лиса – Суслов и Громыко безошибочно угадали, куда ветер дует и, после некоторых колебаний, все же примкнули к заговорщикам, отдав Брежнева на заклание. Если бы переворот не удался, он был бы отправлен «на плаху» первым. Но и в случае успеха «днепропетровскому выскочке» была уготована роль временщика, расчищающего место для будущего лидера. Никто тогда и помыслить не мог, что Брежнев будет править страной восемнадцать (!) лет.

Вот с того самого октябрьского дня шестьдесят четвертого года пуще смерти опасался Леонид Ильич, что его постигнет участь Хрущева. Он был прекрасно осведомлен, что за стальными дверцами сейфов, не только Андропова, но и других его скрытых и явных соперников, содержатся досье на него самого, членов его семьи и близких ему людей, включая, само собой разумеется, того же Щербицкого.

Брежнев не раз делал попытки уйти с поста Генерального секретаря партии, но всякий раз члены Политбюро убеждали его не торопиться с этим решением. Как никто другой он понимал, что страна погрязла в коррупции, что торгаши и дельцы теневой экономики практически уничтожили методы социалистического хозяйства, что взяточничество, практически на всех уровнях, цветет пышным цветом. Понимал, и ничего не мог сделать, уже плывя по течению, одурманенный лекарствами, но не теми, что предписывал ему его личный лечащий врач академик Чазов, а теми, что пропихивали больному генсеку агенты Андропова в белых халатах.

И как мог он сейчас объяснить Щербицкому, искренне и неподдельно обеспокоенному судьбой страны, что все его потуги напрасны? Даже создай он, Брежнев, десяток комиссий и включи в них хоть сотню самых почтенных ученых-атомщиков, выводы комиссий, причем всех без исключения, будут такими, какие продиктуют в кабинетах Совмина.

Объяснять все это сейчас было бесполезно. И очень больно.

– Тебе, Володя, вместо того, чтобы пытаться пробить лбом эту бетонную стену, нужно не на Москву оглядываться да надеяться, а у себя создать такую комиссию, а скорее всего даже специальный государственный орган, который сможет контролировать ход строительства станции и ее дальнейшую эксплуатацию. Чтобы не допустить тех самых нарушений, которые потом обернутся бедой, – и, вроде меняя тему, поинтересовался: – Как у тебя дома, как Валерка?

Щербицкий помрачнел – упоминание о сыне, алкоголике и наркомане, было ему неприятным.