Реактор. Черная быль

– Нет, Юрий Владимирович. В состоянии здоровья Леонида Ильича никаких тревожных изменений нет. И речь не о нем, а о вас, – заговорил Чазов. – Я ознакомился с вашими последними анализами. Не собираюсь вас пугать, да и, думаю, это бесполезно. Но скажу одно – вам нужно немедленно госпитализироваться. Провести ряд необходимых процедур, а потом более глубокое обследование, нежели то, которое вы проходили недавно.

– А все эти процедуры и обследования нельзя провести амбулаторно? – ровным тоном, словно речь шла и не о нем вовсе, поинтересовался Андропов.

– Нет, Юрий Владимирович, только стационарно, – твердо ответил Чазов и повторил: – Причем немедленно.

– Ну пару деньков-то вы мне дадите?

– Я бы, будь моя воля, и пары часов вам не дал, а увез в стационар прямо сейчас.

– Все настолько плохо? – голос Андропова оставался все таким же ровным, на лице его не дрогнул ни один мускул.

– Намного хуже, чем вы себе это можете представить. Говорю об этом так прямо потому, что считаю вас человеком сильным и знаю, что не поддадитесь панике, – ответил доктор.

– Хорошо, сегодня в семнадцать ноль-ноль я буду в стационаре.

Едва Андропов зашел к себе в кабинет, помощник тут же принес папку, где обычно находились самые срочные документы. Сверху лежал рапорт о неудачном прослушивании разговора Генерального секретаря Центрального комитета КПСС Леонида Ильича Брежнева с членом Политбюро Владимиром Васильевичем Щербицким. Рапорт был подписан капитаном госбезопасности Зубковым.

– Вызовите ко мне капитана Зубкова, – приказал Андропов.

Уже через минуту, видно, ждал вызова поблизости, на пороге появился крепкий, коренастый офицер.

– Товарищ генерал армии, капитан Зубков явился…

Андропов нетерпеливо махнул рукой, строгим тоном спросил:

–Ваша аппаратура дала сбой?

– Никак нет, товарищ генерал армии, наша аппаратура в полнейшем порядке, прекрасная техника, недавно получили новый комплект из Японии, работает, как часы. Предполагаю, что в машине товарища Брежнева было включено специальное устройство, блокирующее приборы прослушивания.

– В «мерседесе» их было всего двое – Брежнев и Щербицкий, откуда же там взяться такому устройству?

– Не могу знать, товарищ генерал армии, – отрапортовал капитан.

– А жалованье вы получаете за то, чего не можете знать? Вы обязаны знать все, что входит в сферу вашей служебной деятельности. Ставлю вам на вид, капитан.

– Разрешите поделиться соображениями? – спросил Зубков, стойко выдержав выговор. – Автомобиль марки «мерседес» Леонид Ильич получил в подарок от товарища Хонеккера во время своего визита в ГДР. Возможно, машина изначально была оборудована этим устройством. Конечно, в нашем спецгараже ее осматривали, но при подобных осмотрах основное внимание уделяется исправности ходовой части, тормозам и прочим деталям. Возможно, не обратили внимание на дополнительное устройство.

– Предположение маловероятное, но проверить надо. Даю вам двадцать четыре часа, чтобы все выяснить. Надеюсь, вам не надо объяснять, что проверку следует провести в высшей степени аккуратно. Никто даже и подумать не должен, что к личной машине Генерального секретаря проявлен излишний интерес. Свободны.

Часть вторая. Реактор

Глава двенадцатая

Первую очередь станции открывали натужно, со скрипом. Конструктивные недоделки и неполадки устранялись по ходу; свою «добрую лепту» в общий хаос вносили строители, непревзойденные мастера срывать любые сроки и безнадежно портить даже то, что испортить невозможно.

Наконец можно было открывать первую очередь АЭС. Теперь оставалась нерешенной одна-единственная, но чрезвычайной важности задача – чьим именем назвать новый «флагман отечественной энергетики». На специальном заседании спорили до хрипоты. Предоставили слово и представителю института. Извещенный о столь важной политической миссии накануне, Гелий всю ночь писал, переписывал и заучивал наизусть ту фразу, которую произнес теперь без запинки:

– Учитывая, что основоположником советской атомной энергетики является академик Курчатов, предлагаю назвать станцию именем трижды Героя Социалистического Труда Игоря Васильевича Курчатова, – произнес он.

Но тут возмутились шовинисты – они и тогда уже, впрочем, как всегда, были. Стали кричать, что Украина богата своими учеными, ну и все подобное, что выкрикивают в таких случаях. Перессорившись в этой жаркой словесной баталии, националисты заявили, что готовы принять компромиссное решение и присвоить Чернобыльской станции имя великого Кобзаря. Какое отношение имел Тарас Шевченко к атомной энергетике, так и осталось невыясненным.

Видя, что спор зашел слишком далеко, Щербицкий разрубил этот гордиев узел» одним беспроигрышным ударом, предложив дать станции имя вождя мирового пролетариата. И хотя нет никаких данных о том, что Володя Ульянов в Казанском университете изучал теорию расщепления атомного ядра, желающих быть обвиненными в политической близорукости не нашлось. Москва решение украинских товарищей благосклонно одобрила.