Реактор. Черная быль

На банкете по случаю открытия первой очереди Чернобыльской атомной электростанции имени Владимира Ильича Ленина пили много, с размахом. Пили за направляющую и руководящую роль КПСС и лично за товарищей… – далее чуть ли не весь состав Политбюро. Само собой, поднимали бокалы, рюмки, фужеры за нерушимую дружбу братских народов СССР, которая уже давала трещину, за плодотворное сотрудничество науки и практики, да мало ли еще за что пьют на таких безудержно щедрых за государственный счет банкетах.

Увидев, что Гелий скучает с едва пригубленным бокалом шампанского, Григорий Исаевич обратился к нему с упреком:

– Гелий Леонидович, ну в такой-то день можно себе на радостях и позволить, – и протянул ему наполненный коньяком фужер. – Тем более что это, в немалой причем степени, и твое детище.

– Да что-то за такое дитя-уродца и пить неохота, – возразил он, но, увидев укоризненный взгляд партийного босса, влил в себя обжигающий нутро напиток.

Ночью ему было плохо. Пол то вздыбливался под ногами, то ходил ходуном, от подступающей к горлу тошноты вскакивал чуть не каждую минуту, выпил всю имеющуюся в номере минералку, потом хлебал воду прямо из-под крана, давал клятвы «больше никогда ни капли» и клял себя теми словами, которыми клянут перепившие мужики всего мира.

***

Вернувшись в Москву, Строганов первым делом встретился с Манеевым. Понимая, что разговор предстоит серьезный, Сергей Анатольевич пригласил Гелия к себе домой. К разговору Гелий подготовился основательно, даже отпечатал на машинке докладную записку, обоснованно излагая свои доводы. САМ пролистал докладную, потом потребовал:

– Давай своими словами. Только коротко, самую суть.

– Ну, если самую суть, то я считаю, что станцию в эксплуатацию пускать еще рано, надо сначала исправить все, что напортачили общими усилиями. А в условиях непрерывного цикла это сделать будет невозможно.

– Ага, ты, значит, у нас один такой, кто все видит и все понимает, как пишут на плакатах – ум, честь и совесть нашей эпохи. А вокруг вредители, недоумки и расхитители, – вспылил Манеев, но, устыдившись собственной несдержанности, добавил уже более мягко: – Как нас не хотели слышать шесть лет назад, так не слышат и сейчас. В проекте заложено четыре энергоблока, сляпают их за каких-нибудь три-четыре года. И остановить этот процесс невозможно. Если совсем уж невмоготу, я похлопочу, чтобы тебя в другую группу перевели, – неожиданно предложил ученый. – У нас в лаборатории сейчас разрабатывается парочка очень интересных направлений. Забудешь про эту АЭС, займешься наконец своей докторской диссертацией…А то на тебя уже смотреть без содрогания невозможно, вон аж высох весь. Не торопись с ответом, подумай, с отцом обсуди. Леонид Петрович побольше моего знает и понимает, он тебе плохого не посоветует.

– А как же вы? Я уже привык с вами работать.

– А мне выбирать не приходится. Чую я печенкой, селезенкой и всеми своими фибрами, что меня скоро с этой темы уберут. Думаешь, ты один такой прозорливый и принципиальный? Я, братец ты мой, тоже не молчу. Только ты сейчас мудрыми мыслями со мной поделился, а я, нахал этакий, свою точку зрения высокому начальству излагаю. При этом заметь, отнюдь не институтскому. И мне не далее, как вчера, намекнули, да что там намекнули – открытым текстом заявили, что я мыслю узковедомственно, оторвался от жизни и вообще веду антигосударственную линию. В злопамятном тридцать седьмом меня бы после таких слов прямиком в подвал Лубянки отправили, а сейчас времена гуманные, чаи мы тут с тобой распиваем. Но те, кому надо, выводы уже сделали. Вот уж в их выводах я не сомневаюсь.

– Неужели ты не видишь, – с горечью продолжал ученый, – страна стремительно катитсяв пропасть. Партия, правительство, генералитет – одним словом, вся руководящая верхушка попросту утратила связь с народом. Утратила потому, что не понимает его. С собственным народом не могут найти общего языка, вот в чем ужас! – с горечью произнес Манеев. – Эти партократы, чиновники и иже с ними уже не способны созидать, они против всего конструктивного. Я их ничуть не боюсь, но полагаю, мое мнение по данному вопросу известно тем, кому надлежит знать все и про всех. Думаю, расправа будет скорой. Так что, пока и тебя следом за мной не потянули, переходи-ка ты в другую лабораторию.

– Значит, предлагаете мне отсидеться в кустах, пока с вами расправляться будут, – оскорбленно заявил Гелий. – Я тоже молчать не буду!

– Тоже мне, современный Джордано Бруно выискался, – иронично хмыкнул Манеев. – Ничего страшного они со мной не сделают, не посмеют. На Западе такой хай поднимут, а им совершенно ни к чему, чтобы мое имя упоминали в контексте с Чернобыльской АЭС. Думаю, попросту выпихнут на пенсию, так мне уже и так пора. Да не так оно, может, и плохо. У меня вот в Подмосковье дачка есть, на берегу пруда. Буду окуньков удить, обожаю окуньков в сметане.