Реактор. Черная быль

Совещание в Кремле не затянулось. Из членов Политбюро присутствовал только «серый кардинал». Егор Кузьмич выслушал приехавших из Чернобыля специалистов, хмуро поинтересовался у приглашенного на заседание министра специальных строительных и монтажных работ:

– Сколько времени понадобится на сооружение объекта «Укрытие»? – строго спросил Лигачев министра.

– Не меньше года, возможно больше. В соответствии с представленными расчетами, нужно переработать более десяти тысяч тонн бетона. Мощности наших предприятий…

– Если не хватает мощностей, постройте новые заводы, – безапелляционно распорядился секретарь ЦК.

– Но на строительство новых заводов тоже нужно время, – резонно заметил министр, забыв правило: «произвол начальника – закон для подчиненного».

Попустив последнюю фразу мимо ушей, Лигачев распорядился:

– Полгода! – и первым вышел из зала заседаний.

– Вы понимаете, какое это будет качество, если мы начнем гнать в нарушение всех технологических процессов? А их ускорять нельзя, попросту невозможно. Вместо прочного монолита получим карточный домик.

Министр не стал подливать масла в огонь и не упомянул о том, что при получении столь крупного государственного заказа половина стройматериалов и отпущенных средств будет разворована. Если на каждом участке поставить неподкупного контролера (а где их взять, неподкупных?!), то украдут процентов тридцать, но уж никак не меньше. И он, министр, ничего с этим поделать не сможет.

В том проклятущем 1986 году бюджет СССР составлял сумму в четыреста миллиардов рублей. Ровно четверть годового бюджета огромной страны – сто миллиардов было истрачено на один-единственный объект, Чернобыль. Но образовавшиеся в бюджете прорехи латались быстро. Понижали процентов на десять стоимость чего-нибудь малозначащего, и пока народ от восторга улюлюкал, повышали цены на масло, муку, сахар, а главное – на водку.

Вскоре в Чернобыльском районе было построено три бетонных завода. Но над созданием саркофага работали все предприятия отрасли. Построили это чудо за двести дней. Как построили, так оно и служило. На площадке перед четвертым энергоблоком еще долгие годы валялся железобетонный уродец. На одном из среднеазиатских железобетонных комбинатов рабочие, «встав на трудовую вахту по оказанию помощи в ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС», никого не спрашивая, не изучив толком параметров, проявили инициативу самостоятельно. Сколько на это бессмысленное и бесполезное уе…ще ушло бюджетных денег, никто не проверял. Патриотический порыв был одобрен и его, как указала партия, «подхватила вся страна», что явно пошло на пользу тем, кто всегда был готов «отщипнуть от пирога». Тем более что пирог-то государственный, а значит – ничейный.

***

Чернобыльская тридцатикилометровая зона была разбита на три условных кольца – «желтое», «красное» и «черное». «Желтая зона» начиналась от КПП в поселке Иванково, где проверяли документы, промывали специальной жидкостью днища автомашин, изымали у неразумных недозволенное – бутерброды, бутылки с водой, прихваченные в дорогу яблоки. «Красной зоной» был окольцован поселок Чернобыль, где размещался штаб и жили специалисты и рабочие. К «черной зоне» относились Четвертый энергоблок и покинутый всеми городок атомщиков Припять.

По «красной» и «желтой» зонам Строганов передвигался без проблем, в «черную»допуска не имел. Для этого нужен был специальный, прочно заламинированный пропуск Ф-1, с фотографией владельца и набранным красным шрифтом коротким словом «Всюду». Такой Гелий видел у одного из своих соседей по комнате, хотя воспользоваться «вездеходом» сосед явно не спешил. А вот Гелию давно хотелось побывать непосредственно на реакторе, а тут еще и необходимость возникла. Взяв у Строганова фотокарточку три на четыре, полковник Пилипенко на следующий день привез из Киева заветный документ, спросив обеспокоенно:

– Уверен, что на реактор нужно ехать? —и, услышав решительный ответ, напомнил: – Пребывание в зоне четвертого энергоблока три минуты. И ни секундой больше.

Попутных машин не было, и Гелий отправился на обнаруженном поблизости бесхозном велосипеде. Сняв кепку и беспечно сдвинув на подбородок респиратор, он подставил лицо ласковому, слегка освежающему сентябрьскому ветерку. Дорога была разбита тяжелой техникой и выглядела как после бомбежки. Возле энергоблока остановился, как вкопанный, пораженный увиденным.

С болью смотрел он на искореженную громадину с почерневшей, обугленной крышей, вернее тем, что от нее осталось. Некогда отливающие синевой и сияющие на солнце стекла-витрины административного корпуса АЭС – когда-то, на третьем этаже, и у него там был небольшой кабинетик. Теперь окна наглухо заставлены свинцовыми пластинами. Хорошее настроение улетучилось вмиг.