Реальная жизнь

Мне не терпелось избавиться от купюры, которую я стащила. Я чувствовала ее присутствие, неотступное, словно ноющая боль в животе. Тогда я зашла в «Косту» и купила кофе и круассан, потом воду и жвачку, еще один кофе – и наконец все потратила. Оставался час до пары по французскому, но сил никаких не было, да и все равно это курс по выбору. Никто не заметит моего прогула, решила я, лучше пойду домой вздремну.

Наша новая квартира находилась на складской улице, и Лори, в зависимости от того, на кого хотела произвести впечатление, говорила, что это то в Харрингее, то в Ислингтоне. Некоторые из бывших складов переделали в дорогущее жилье, другие стояли заколоченными, с решетками на окнах, с табличками: «Сдаются складские помещения». «Детский сад Юки» – было написано мелом на одном из окон, и телефонный номер, но детей я там ни разу не видела.

Когда я пришла домой, на первом этаже никого не было. Я вынула конверт и пересчитала деньги. Еще по дороге, в автобусе, я решила, что не притронусь к ним и верну ему конверт при первой же возможности, но теперь увидела, какая там сумма, представила, сколько времени у меня освободится благодаря этим деньгам, и поняла, что оставлю их себе. Я отправила ему сообщение: поблагодарила и пообещала, что отдам долг.

Я пошла наверх, хотела принять ванну, но кто-то замочил в ней вещи, и вода была красная.

Однажды утром (мы только что переехали) я заметила у Сэш сзади на брюках кровь.

– А, я не пользуюсь тампонами, – отмахнулась она, когда я обратила на это ее внимание. – Кровь идет, и пусть. Тампоны – дань капитализму. Месячные не должны стоить денег.

Тут в разговор влезла Элла и принялась отчитывать Сэш за использование слова «месячные». Месячные – эвфемизм, придуманный мужчинами, заявила она. Он подразумевает, что это какое-то временное неудобство. Однако менструация – неотъемлемая часть женского телесного бытия, в котором мужчины видят для себя опасность и поэтому пытаются взять его под контроль.

– Но месячные – не эвфемизм, а скорее перевод, – возразила Сэш. – Менструация ведь тоже от латинского слова «месяц». Так что это одно и то же.

– И что с того? Латынь – язык патриархального общества! – отрезала Элла.

Зато, живя в этом доме, я вскоре убедилась в том, что всегда подозревала: менструальная синхронизация – чистой воды миф. В ванной постоянно висел острый, кислый запах, в раковине и в ванне вечно были замочены чьи-то кровавые тряпки. Девчонки могли часами оттирать пятна с одежды, хотя зачастую бывало и так: потрут немного, махнут рукой, одежду выбросят и купят новую.

– Менструальной кровью не надо брезговать, – сказала однажды Мил, увидев, что я прикрыла подушкой пятно на диване, прежде чем сесть. – В тебе говорят патриархальные установки. Кровь стерильна. Ну, типа того. Все это пережитки прошлого. Еще эти фашисты будут нам указывать! Где мы, видите ли, можем истекать кровью, а где нет! Да пошли они вон от наших вагин! Руки прочь! В конце концов, это всего-навсего мебель. Если моего папашу это колышет, пусть сам новый диван и покупает!

Глава одиннадцатая

Неделю спустя мы устраивали домашний вечер. Присутствие было обязательно. Само наше общежитие возникло как эксперимент. Мил хотела организовать коммунальное феминистское хозяйство, и мы все должны были следовать правилам в знак того, что разделяем ее взгляды. Мы по очереди готовили, а за ужином неизбежно разгорался какой-нибудь спор. Является ли порнография в основе своей женоненавистнической; женские квоты в парламенте: за и против; почему белых гетеросексуальных мужчин не волнует изменение климата…

Мы с Лори полдня проторчали в клинике сексуального здоровья, и, конечно, вечером разговор зашел об этических аспектах предохранения. Несколько недель назад у нас с Максом порвался презерватив, и я кинулась в «Бутс» за таблеткой экстренной контрацепции. Продавщица спросила, с кем у меня был секс – с моим молодым человеком?

– М-м, – промямлила я. – Ну да… Типа того…

А потом пожаловалась Лори:

– С какой стати они вообще такие вопросы задают?

– Из любопытства, наверное. Разницы-то никакой.

Напичканная гормонами, я потом целый день чувствовала себя отвратительно, и этот случай напугал меня – я задумалась, как мало надо, чтобы твое тело перестало быть твоим. Макс и так вечно жаловался на необходимость пользоваться презервативами, но я не хотела принимать таблетки – когда-то я пила противозачаточные, и от них пересыхало горло, становилось труднее брать высокие ноты, – поэтому сейчас я решила поставить спираль.

Впрочем, девушкам я сказала, что не принимаю противозачаточные по этическим соображениям, и они меня поддержали.

– Это просто немыслимо, – говорила Мил. – Мужики до сих пор считают, что женщины все как одна пьют противозачаточные! Их спрашиваешь, есть ли у них презерватив, а они такие: «Ой, а ты разве не пьешь таблетки?» И так еще изумленно, словно это твоя святая обязанность как женщины – всегда держать вагину наготове, а то вдруг какой-нибудь мужик на нее позарится.