Ребекка с фермы Солнечный Ручей

Сердце  девочки  сильно  забилось  в  пугающем  предчувствии,  а  затем  замерло. Она была словно арфа, которую заставляет  вибрировать  любой  ветер  эмоций, будь то чужое горе или ее собственное.

Она бросила взгляд на тропинку, за изгиб  каменной  стены,  красной  от  листьев увившего ее плюща, - тропинку, пересекавшую большую дорогу,  которая  вела к железнодорожной  станции.  Там.  только  что  поднявшись  на  холм  и  готовясь исчезнуть за гребнем, шагал незнакомый мужчина, крепкий и  высокий,  с торчащими из-под соломенной шляпы кудрявыми рыжеватыми волосами.  Рядом  с  ним шла какая-то женщина, а на его плече с  самым  сияющим  и  торжествующим  видом, такой же веселый, каким был в каждый час своего пребывания в Эджвуде,  ехал Джек-тыковка!

У Ребекки вырвался крик, в  котором  материнская  тоска  соперничала  с  безнадежной ревностью. Затем  она  рванулась  вперед  и  побежала  вслед  за  исчезающим за горизонтом трио.

Миссис Кобб торопливо открыла дверь и окликнула девочку.

- Ребекка, Ребекка, вернись! Ты не должна вмешиваться в то, во что  не  имеешь права вмешиваться. Если бы можно было что-то сказать или  сделать,  я  сделала бы это.

- Он мой! Он мой! - восклицала Ребекка. - По крайней мере, ваш и мой!

- Прежде всего он принадлежит своему  отцу,  -  запинаясь,  выговорила  миссис Кобб. - Давай не будем забывать об этом. И  мы  должны  быть  рады  и  благодарны, ведь Джон Уинслоу образумился и вспомнил, что произвел  на  свет  этого ребенка и должен позаботиться о нем. Что  для  нас  потеря,  для  него  находка, и, возможно, это сделает его человеком. Заходи,  и  мы  приберем  в  доме, пока дядя Джерри еще не вернулся.

Ребекка упала жалким, безжизненным комочком на пол спальни миссис Кобб,  надрывно рыдая.

- Ах, тетя Сара, где мы найдем другого Джека-тыковку  и  что  я  скажу  Эмме-Джейн? Что, если отец не любит его,  и  что,  если  он  будет  забывать  процеживать молоко или допустит, чтобы ребенок не ложился поспать днем?  Вот  что хуже всего с детьми, которые не свои, - рано  или  поздно  приходится  с  ними расстаться!

- Иногда приходится расстаться и со своими  собственными,  -  печально  заметила миссис Кобб. И хотя на лице ее  были  горестные  морщинки,  она  не  возмущалась и не роптала, когда сложила детскую кроватку,  чтобы  во  второй  раз сослать ее на чердак. - Теперь мне еще  больше  будет  не  хватать  моей  Сары-Эллен. Но все же,  Ребекка,  мы  не  должны  жаловаться.  Господь  Дал,  Господь взял, да будет благословенно имя Его. 

Рассказ второй "Дочери Сиона" I

Эбайджа Флэг ехал  в  Уэйрхем  по  поручению  старого  судьи  Вина,  на  которого работал не первый год, помогая по хозяйству в доме и на ферме.

Мимо дома Эммы-Джейн Перкинс он проехал, как всегда, медленно. Она была  маленькой    тринадцатилетней    девочкой,    а     он     мальчиком     лет  пятнадцати-шестнадцати, но почему-то, без  какой-либо  особой  причины,  ему  нравилось смотреть, как блестят на солнце ее  толстые  каштановые  косы.  Он  восхищался ее светло-голубыми глазами и приветливым, дружелюбным  выражением  лица. Эбайджа был совсем один на свете и  часто  думал,  что,  будь  у  него  возможность выбирать, он предпочел бы такую сестру, как Эмма-Джейн  Перкинс,  всему, что может даровать Провидение. Впрочем, когда  спустя  несколько  лет  она сама предложила ему такого рода отношения, он  с  пренебрежением  отверг  это предложение,  успев  за  прошедшее  время  изменить  свои  намерения  по  отношению к ней, - но та история относится к другому времени и месту.

Эммы-Джейн не было видно ни в саду, ни на лугу, ни у  окна,  и  Эбайджа  перевел взгляд на большой кирпичный дом, стоявший на  другой  стороне  тихой  сельской улочки. Тот выглядел так,  точно  его  закрыли  по  случаю  чьих-то  похорон. Ни мисс Миранда, ни мисс  Джейн  не  сидели  с  привычным  вязаньем  каждая у своего окна; нигде не было видно  и  смуглого  лица  Ребекки,  хотя  обычно эту  неуловимую  маленькую  особу  можно  было  видеть,  слышать  или  чувствовать, где бы она ни находилась.

"Ну, должно быть, весь поселок захворал и слег в постель", -  размышлял  Эбайджа, приближаясь к  желтому  домику  Робинсонов,  где  все  ставни  были  закрыты и ни признака жизни не было  заметно  на  крыльце  или  под  навесом  сарая. "Нет, не весь",  -  снова  подумал  он,  когда  его  лошадь  медленно  спустилась с холма: со стороны скотного двора  Робинсонов  лились  пламенные  сентенции, положенные на музыку "Антиоха". Слова  мог  без  труда  разобрать  любой паренек, воспитанный в традиционной строгой вере: 

О дочь Си-о-на, под-ни-ми из пра-ха твой ве-нец! 

Даже самый религиозный юноша лучше  знает  первые  строки  гимнов,  чем  последующие, но Эбайджа натянул вожжи и ждал, пока ему не удалось  разобрать  еще один знакомый стих, начинавшийся так: 

Вновь стены выстрой ты свои

И созови сынов. 

"Это Ребекка ведет мелодию, и я, кажется, различаю альт Эммы-Джейн ".