Ребекка с фермы Солнечный Ручей

Этот год почти закончился, и следующие несколько месяцев нам  предстоит  прожить в напряжении работы и водовороте событий, предшествующих выпуску  из  семинарии. Через десять минут прозвенит звонок на урок философии, а так  как  я пишу вот уже почти два часа, выучить то, что было  задано,  мне  придется,  пока я буду подниматься на холм,  где  стоит  академия.  Но  мне  это  не  в  новинку, а на холме все запоминается просто замечательно! Я  думаю,  что  за  пятьдесят лет сама  земля  здесь  пропиталась  знаниями  и  каждая  частичка  воздуха в окрестностях наполнена полезными сведениями.

Я положу мою Книгу Мыслей в чемодан (поскольку поблизости нет ни одного  спасительного стога сена) и достану ее снова... когда я снова достану ее?

После выпуска из семинарии я буду слишком взрослой и  слишком  занятой,  чтобы делать записи в  Книгу  Мыслей,  но,  ах,  если  бы  только  случилось  что-нибудь  заслуживающее  того,  чтобы   об   этом   написать,   что-нибудь  удивительное,  что-нибудь  необычное,  что-нибудь  непохожее  на   то,   что  случается каждый день в Риверборо и Эджвуде!

Окончание семинарии, несомненно, немного поднимет меня над "низиной"  -  сделает меня немного более похожей на парящего орла, пристально глядящего на  широкий мир внизу, под ним, и кружащего в небе "медленно, словно во сне". Но  так или иначе, а я постараюсь не быть недовольным пастушком и  не  забывать,  что сказал мистер Бакстер: та маленькая полоска, которую я вижу "между небом  и холмами", может вместить весь земной мир  и  все  Царство  Небесное,  если  только я буду обладать даром духовного видения.

Ребекка Ровена Рэндл.

Уэйрхемская семинария, декабрь 187 - . 

Рассказ одиннадцатый "Эбайджа-храбрец и прекрасная Эммаджейн" I

Сидели однажды весенней порой

У замка старинного стен

Прославленный рыцарь с девицей-красой;

Алонзо-храбрец звался юный герой,

А дева-краса - Имоджен. 

"Увы, - молвил рыцарь, - я еду, друг мой,

Сражаться в далеком краю.

Недолго ты будешь томиться тоской,

Пленит тебя скоро поклонник другой,

Отдашь ему руку свою". 

"Меня и любовь, - отвечала она, -

Обидел ты речью такой.

Знай, жизнь или гибель тебе суждена,

Любви Имоджен будет вечно верна,

В том Девой клянусь Пресвятой!" 

С тех самых пор как Ребекке исполнилось восемь лет, она  хотела  скорее  стать восемнадцатилетней, но теперь, когда  до  достижения  долгожданного  и  внушающего такое благоговение возраста оставалось  меньше  месяца,  она  все  чаще задавала себе вопрос, действительно  ли  этому  событию  суждено  стать  поворотным пунктом в ее скромном существовании. Одиннадцатилетие,  например,  оказалось настоящим переломным моментом в ее жизни, поскольку  именно  тогда  она покинула ферму на Солнечном Ручье и переехала к своим незамужним  теткам  в  Риверборо.  Орилия   Рэндл,   возможно,   испытывала   немалые   сомнения  относительно  того,  какое  воздействие  окажет  на  ее   немолодых   сестер  присутствие  неугомонного  ребенка,  но  была  полна  надежд  на   то,   что  благоприятные  возможности,  открывающиеся  перед  Ребеккой   в   Риверборо,  "сделают из нее человека".

Следующим поворотным пунктом было четырнадцатилетие Ребекки, когда  она  покинула сельскую школу и поступила  в  Уэйрхемскую  учительскую  семинарию,  бывшую тогда в зените своей местной славы.  Торжественное  вручение  диплома  (один из самых волнующих эпизодов  в  жизни  любой  провинциальной  девушки,  уступающий по значению, быть может, только  свадьбе)  состоялось,  когда  ей  исполнилось семнадцать, а спустя совсем немного времени смерть тети Миранды,  внезапная и неожиданная, изменила не только условия жизни и занятия Ребекки,  но и сыграла свою роль в ее духовном развитии...

И вот теперь в тихое июньское утро кирпичный дом выглядел таким  уютным  и родным, с улыбающимися детскими лицами в окнах и звуками быстрых и  легких  юношеских шагов в  комнатах,  а  медный  молоточек  на  выкрашенной  красной  краской парадной двери, вероятно, помнил еще молитву Ребекки,  произнесенную  год назад, - тогда, прислонись к нагретой  солнцем  яркой  поверхности,  она  прошептала: "Боже, благослови тетю Миранду! Боже, благослови кирпичный  дом,  что был! Боже, благослови кирпичный дом, что будет!"