Ребекка с фермы Солнечный Ручей

Все двери и ставни были  теперь  открыты  навстречу  солнцу  и  свежему  воздуху, чего никогда не бывало во времена мисс  Миранды  Сойер,  но  клумба  штокроз, всегда составлявших ее гордость, была все так же ухожена, и Ребекке  было приятно слышать, как соседи говорят, что во всем Риверборо нет ни более  красивых растений, ни большего  разнообразия  прелестных  оттенков,  чем  на  клумбе под окнами кухни, где прежде имела  обыкновение  сидеть  старая  мисс  Миранда.

Теперь, когда дом и ферма были ее  собственностью,  Ребекка  испытывала  чувство гордости за свои ровно скошенные луга, заботливо  прореженные  рощи,  цветущие сады, хорошо прополотые огороды. И  всякий  раз,  когда  бы  ей  ни  случилось взглянуть на любой участок своего  хозяйства,  она  ощущала  новый  прилив благодарности к суровой  старой  тетке,  смотревшей  на  нее  как  на  будущую главу семьи, и новый прилив желания оказаться  достойной  оказанного  ей доверия.

Для девушки, едва закончившей учебу, это был трудный год: похороны тети  Миранды,  заботы  и  уход  за  мисс  Джейн,   которую   тяжелое   потрясение  преждевременно лишило физических и душевных сил, переезд  больной  матери  и  остальных членов семьи в кирпичный дом с фермы на Солнечном  Ручье.  Но  все  прошло гладко, и, когда судьба Рэндлов начала изменяться к  лучшему,  ничто,  казалось, уже не могло остановить их неустрашимого движения к преуспеянию.

Орилия Рэндл словно помолодела в обществе сестры и среди  тех  удобств,  которыми теперь были окружены она и ее дети. Закладная больше не внушала изо  дня в день мучительного страха,  так  как  ферма  на  Солнечном  Ручье  была  продана  железнодорожной  компании.  Ханна,  теперь  миссис  Мелвилл,   была  прекрасно устроена; Джон наконец-то отправился изучать  медицину;  Марк,  их  подвижный и невезучий братец, вот уже несколько месяцев, как  не  сломал  ни  единой кости, а Дженни и Фанни успешно справлялись с учебой в местной  школе  под руководством Либби Мозес, преемницы мисс Дирборн.

"Я не чувствую себя в полной безопасности, - так, перебирая в  уме  все  эти непривычные благодеяния судьбы, думала Ребекка,  сидевшая  на  ступеньке  парадного крыльца. Ее челнок для плетения кружев  быстро  порхал  в  сложных  сплетениях тонких хлопчатых нитей. - Все это напоминает один из тех  слишком  погожих июльских дней, которые к вечеру завершаются ливнем и грозой!  И  все  же, когда вспомнишь, что в семейной истории Рэндлов на протяжении  последних  двенадцати или пятнадцати лет не было ничего, кроме  грома,  молний,  дождя,  снега и града, кажется вполне естественным, что они должны насладиться  хотя  бы небольшим периодом хорошей  погоды.  И  если  окажется,  что  эта  погода  действительно установилась теперь, когда тетя  Джейн  и  мама  оправились  и  окрепли, я должна подумать об одном из тех занятий, которые  мистер  Аладдин  называет моими "отвергнутыми профессиями"... А  вот  Эмма-Джейн  выходит  из  ворот своего дома. Через минуту она будет здесь, и, пожалуй,  я  ее  немного  подразню!"

Ребекка вбежала в дом и открыла крышку старенького  пианино,  стоявшего  между открытыми окнами гостиной. Выглядывая из-за занавесок, она ждала, пока  Эмма-Джейн не окажется на самом пороге, а затем  запела  старинную  балладу,  новый вариант которой придумала утром,  пока  одевалась.  Она  всегда  очень  любила эту балладу и в данном случае ограничилась тем,  что  вместо  прежних  героев - Алонзо и Имоджен,  ввела  новых  -  Эбайджу-храбреца  и  прекрасную  Эммуджейн, оставив все остальные подробности в первых трех строфах в прежнем  виде, так как содержание их и в самом деле не требовало никаких изменений.

Ее высокий  чистый  голос,  дрожавший  скрытым  весельем,  лился  через  раскрытые окна и звенел в неподвижном летнем воздухе. 

- Сидели однажды весенней порой

У замка старинного стен

Прославленный рыцарь с девицей-красой;

Эбайджа-храбрец звался юный герой,

А дева-краса - Эммаджейн. 

- Ребекка, перестань! Кто-нибудь услышит!

- Нет, никто не услышит... Все далеко, в кухне, варят варенье... 

"Увы, - молвил рыцарь, - я еду, друг мой,

Сражаться в далеком краю.

Недолго ты будешь томиться тоской,

Пленит тебя скоро поклонник другой,

Отдашь ему руку свою". 

- Ребекка, ты не представляешь, как слышно везде твой голос! Я  думаю,  даже моя мама слышит его сейчас дома!

- Тогда, если  она  слышит,  я  непременно  должна  пропеть  и  третий  куплет - чтобы восстановить твое доброе имя, на которое была брошена тень во  втором, - засмеялась ее мучительница и продолжила: 

"Меня и любовь, - отвечала она, -