Ребекка с фермы Солнечный Ручей

Среди преподавателей  и  преподавательниц  уэйрхемской  семинарии  была  одна, оказавшая глубокое влияние на Ребекку, - мисс Эмили Максвелл,  которая  вела занятия по английскому языку и литературе.  Мисс  Максвелл,  племянница  одного из бывших  губернаторов  штата  Мэн  и  дочь  одного  из  профессоров  Боудойнского колледжа, была в высшей степени замечательной личностью, и  то,  что годы ее преподавательской работы в Уэйрхеме пришлись как  раз  на  время  пребывания там Ребекки, было счастливейшей  из  всех  случайностей.  Близкие  отношения между ними установились  сразу  и  без  всяких  колебаний.  Сердце  Ребекки полетело, как стрела к своей цели, а ум ее,  встретив  превосходящий  его по качествам, сразу занял прочную позицию почтительного преклонения.

Ходили  слухи,  что  мисс  Максвелл  "пишет".  Это  слово,  когда   его  произносили  определенным  тоном,  означало  не  то,  что  человек  обладает  каким-либо стилем, но что его произведения появлялись в печати.

- Она тебе понравится. Она пишет, - шепнула Хальда  Ребекке  во  время  молитвы в первое утро занятий, когда расположившиеся  на  передних  сиденьях  преподаватели образовали внушительный ряд.  -  Она  пишет;  и  я  считаю  ее  воображалой.

Никто, однако, не  располагал  точными  сведениями,  которые  могли  бы  удовлетворить жадный ум, хотя говорили, что существует по крайней мере  один  человек, который собственными глазами видел очерк, принадлежащий  перу  мисс  Максвелл, в каком-то журнале.  Столь  выдающиеся  достижения  мисс  Максвелл  заставляли Ребекку несколько робеть перед ней,  но  взглядом  она  неизменно  выражала свое восхищение - нечто,  совершенно  невозможное  для  большинства  учеников класса при тех несовершенных органах  зрения,  какими  наделила  их  мать-природа. Любой бегло брошенный взгляд мисс  Максвелл  всегда  встречали  нетерпеливые темные глаза, и  всякий  раз,  когда  она  говорила  что-нибудь  замечательное, ее взоры в поисках одобрения обращались к тому  концу  второй  скамьи, где каждый оттенок чувства, которое она  желала  пробудить  в  своих  слушателях, отражался на некоем выразительном лице.

Однажды,  когда  в  классе  обсуждалась   тема   предстоящего   первого  сочинения, мисс  Максвелл  попросила  каждого  нового  ученика  принести  ей  несколько сочинений, написанных в предыдущем году, с  тем  чтобы  она  могла  оценить их работы и  точно  знать,  каков  уровень  их  подготовки.  Ребекка  задержалась, после того как остальные ушли, и  робко  приблизилась  к  столу  учительницы.

- У меня нет с собой никаких сочинений, мисс Максвелл, но я могу найти  их, когда поеду домой в пятницу. Они лежат в ящике на чердаке.

- Аккуратно перевязанные розовыми и голубыми ленточками? -  с  лукавой  улыбкой спросила мисс Максвелл.

- Нет. - Ребекка решительно покачала головой. - Я хотела бы взять  для  этого ленточки, потому что все остальные девочки  так  делают  и  это  очень  красиво. Но я обычно перевязывала свои сочинения бечевкой, нарочно, а  одно,  на тему "Одиночество", даже перевязала старым шнурком от ботинок, чтобы было  ясно, что я о нем думаю.

- "Одиночество"!  -  засмеялась  мисс  Максвелл,  удивленно  приподняв  брови. - Вы сами выбирали темы для своих сочинений?

- Нет. Мисс Дирборн считала, что мы еще маленькие, чтобы самим выбрать  хорошую тему.

- Какие же другие темы она предлагала?

- "Мечты у камина", "Грант как воин"[29], "Размышления  о  жизни  П.  Т.  Барнума"[30], "Разрушенные города", других уже не  помню.  Все  мои  сочинения  были плохи, и мне неприятно их показывать; у меня легче и  лучше  получаются  стихи.

- Стихи! Мисс Дирборн требовала от вас писать стихи?

- О нет. Просто я  всегда  их  писала,  даже  на  ферме.  Может  быть,  принести вам все, что у меня есть? Их не очень много.

Вечером того же дня Ребекка взяла толстую тетрадь, в которую записывала  свои душевные излияния, и отправилась к мисс Максвелл.  Она  надеялась,  что  ее, возможно, пригласят зайти и состоится личная беседа, но на звонок  вышла  служанка, и, оставив ей свою тетрадь, Ребекка ушла разочарованная.

Несколько дней спустя, увидев знакомую черную  обложку  на  столе  мисс  Максвелл, она поняла, что ужасный момент критического  разбора  ее  творений  приближается, и не удивилась, когда ее попросили остаться после занятий.

В комнате было тихо; красные листья кленов шелестели на легком ветру  и  влетали в открытое окно, принося первые приветы осени. Мисс Максвелл подошла  и села рядом с Ребеккой.

- По-твоему, это хорошие стихи? - спросила она, возвращая тетрадь.

- Не очень, - призналась Ребекка, - но трудно судить самой. Перкинсы и  Коббы всегда говорили, что стихи чудесные, но когда миссис Кобб сказала мне,  что, на ее взгляд, они лучше, чем у Лонгфелло[31], я забеспокоилась,  так  как  знала, что такого быть не может.

Этот чистосердечный ответ  подтвердил  представление  мисс  Максвелл  о  Ребекке как о девочке, которая может выслушать правду  и  извлечь  из  этого  пользу.