Такъ и сдлалъ Парижъ посл 18 марта 1871 года. — „Я никогда не забуду, — говорилъ мн одинъ пріятель, — этихъ чудныхъ моментовъ освобожденія. Я спустился изъ своей маленькой комнаты въ латинскомъ квартал, чтобъ войти въ этотъ огромный клубъ подъ открытымъ небомъ, чтобъ смшаться съ толпой, наводнявшей улицы Парижа. Вс обсуждали общее дло; всякая личная забота была на время отложена: дло шло не о купл и продаж, вс были готовы душой и тломъ ринуться въ неизвстное будущее. Даже буржуа, захваченные общимъ порывомъ, съ ликованіемъ смотрли, какъ открывался новый міръ. „Если нужна соціальная революція, — произведемъ ее: пусть все станетъ общимъ достояніемъ; мы готовы!” Элементы революціи были на лицо: надо было употребить ихъ въ дло. Придя вечеромъ домой, я подумалъ: „Какъ человчество прекрасно! Его не знаютъ и всегда клевещутъ на него!” Потомъ наступили выборы, члены Коммуны были назначены, — и понемногу потухла сила самоотверженія и усердіе къ длу. Каждый принялся за свою обычную работу, говоря: „Теперь у насъ есть честное правительство; предоставимъ ему поступать какъ оно хочетъ”... Мы знаемъ, каковы были послдствія.
Народъ, вмсто того, чтобъ дйствовать самостоятельно, идти впереди, смло ринуться навстрчу новому порядку вещей, передалъ своимъ правителямъ право иниціативы. Вотъ первое послдствіе — неизбжный результатъ выборовъ. Что же будутъ длать эти правители, облеченные всеобщимъ довріемъ?
Никогда выборы не были такъ свободны, какъ въ март 1871 года. Даже враги Коммуны признали это. Никогда избиратели не были такъ проникнуты желаніемъ поставить у кормила правленія лучшихъ людей, людей будущаго, революціонеровъ. Такъ они и сдлали. Вс извстные революціонеры были избраны подавляющимъ большинствомъ; якобинцы, бланкисты, интернаціоналисты, вс три революціонныхъ фракціи имли своихъ представителей въ Совт Коммуны. Выборы не могли дать лучшаго правительства.
Мы знаемъ, каковы были результаты. Запертые въ Городской Дум, обязанные дйствовать, придерживаясь формъ установленныхъ предшествующими правительствами, эти ярые революціонеры, эти реформаторы потеряли способность что-либо создать. Не смотря на ихъ страстное желаніе, на ихъ храбрость, они не сумли организовать даже защиту Парижа. Теперь въ этомъ обвиняютъ отдльныхъ личностей; но причина неудачи не въ нихъ, а въ самой систем.
Въ самомъ дл, собраніе, избранное при всеобщей подач голосовъ, будетъ въ лучшемъ случа состоять изъ представителей средняго уровня понятій, распространенныхъ въ данное время въ массахъ; но въ начал революціи эти представители не понимаютъ даже, что предстоитъ совершить и абсолютно не знаютъ, какъ взяться за дло. Ахъ, если бы большая часть націи или Коммуны могла до начала движенія сговориться и опредлить, что длать, какъ только правительство будетъ низвергнуто! Если бы эта мечта кабинетныхъ утопистовъ могла бы быть осуществлена, у насъ никогда бы не было кровавыхъ революцій: когда желаніе большинства націи было бы опредленно высказанно, меньшинство добровольно подчинилось бы ему. Но на дл выходитъ иначе. Революція разражается задолго до того, какъ можетъ быть установлено общее соглашеніе, и т, которые понимаютъ, что надо длать на другой день посл взрыва, составляютъ въ этотъ моментъ лишь незначительное меньшинство. Большая часть народа лишь въ общихъ чертахъ представляетъ себ ту цль, къ осуществленію которой она стремится, и не знаетъ, какіе пути ведутъ къ ея достиженію. Практическое ршеніе выяснится лишь въ тотъ моментъ, когда начнутся преобразованія: оно будетъ продуктомъ самой революціи, продуктомъ работы народа, или же оно будетъ —ничмъ, выдумкой отдльныхъ лицъ, абсолютно неспособныхъ найти то ршеніе, которое должно быть рождено жизнью самаго народа.