Это положеніе вещей неизбжно отражается на собраніи, избранномъ путемъ всеобщей подачи голосовъ, даже если оно не заражено пороками, присущими вообще всмъ представительнымъ правительствамъ. Представители революціонной идеи данной эпохи слишкомъ малочисленны и теряются среди представителей революціонныхъ школъ прошлаго и защитниковъ существующаго порядка вещей. Эти люди въ дни революціи должны быть среди народа, чтобъ широко распространять свои идеи, привести массы въ движеніе и уничтожить институты прошлаго; а между тмъ они сидятъ тутъ, прикованные къ зал Собраній, и ведутъ безконечные споры, стремясь вырвать уступки у умренныхъ и переубдить своихъ противниковъ, которыхъ только осуществленіе новой идеи можетъ обратить въ ея сторонниковъ. Правительство превращается въ парламентъ со всми недостатками буржуазныхъ парламентовъ. Это „революціонное” правительство становится непреодолимымъ препятствіемъ для революціи и народъ, если онъ хочетъ перестать топтаться на мст, долженъ отставить тхъ, которыхъ еще вчера онъ привтствовалъ, какъ своихъ избранныхъ. Но это уже не такъ легко. Новое правительство успло организовать цлую іерархію администраторовъ для расширенія своей власти и подчиненія себ народа, теперь оно уже добровольно не уступитъ своего мста. Стремясь удержать власть въ своихъ рукахъ, оно цпляется за нее со всей энергіей молодого правительства, котораго еще не успло коснуться старческое разложеніе. Оно готово противопоставить силу сил и, чтобъ его свергнуть, надо снова взяться за оружіе, произвести новую революцію. — И все это для того, чтобъ освободиться отъ тхъ, на кого было возложено столько надеждъ!
И вотъ, революція распалась! Потерявъ столько времени на ожиданіе, она теперь будетъ тратить свои силы на распри между приверженцами новаго правительства и тми, которые сознали необходимость освободиться отъ него! И все это потому, что никто не хочетъ понять слдующей простой истины: новая жизнь требуетъ новыхъ формъ, нельзя произвести революцію, цпляясь за старыя формы, революція и правительство несовмстимы, одно, — подъ какимъ бы видомъ оно ни было представлено, — всегда уничтожаетъ другое; вн анархіи — нтъ революціи!
То же самое можно сказать о другой форм „революціоннаго правительства” — революціонной диктатур.
Опасность, которой подвергается Революція, когда надъ ней господствуетъ выборное правительство, такъ очевидна, что цлая школа революціонеровъ совершенно отказалась отъ этой идеи. Они понимаютъ, что возставшій народъ не можетъ путемъ выборовъ провозгласить правительство, которое не являлось бы представителемъ прошлаго и не мшало народу совершить тотъ грандіозный экономическій, политическій и нравственный переворотъ, который мы называемъ Соціальной Революціей. Они окончательно отказываются отъ мысли о „легальномъ” правительств, по крайней мр, на періодъ возстанія противъ легальности, и провозглашаютъ „революціонную диктатуру”.
Та партія, — говорятъ они, — которая свергнетъ правительство, захочетъ сама занять его мсто. Она захватитъ власть въ свои руки и будетъ дйствовать революціоннымъ путемъ. Она приметъ вс необходимыя мры, чтобъ обезпечить успхъ возстанію, разрушитъ старые институты и организуетъ защиту территоріи. Всмъ, кто не захочетъ признать ея власти, — гильотина; всмъ, будь они изъ народа или буржуазіи, которые откажутся подчиняться ея приказамъ, изданнымъ съ цлью регулировать ходъ революціи, — тоже гильотина!” Вотъ какъ разсуждаютъ будущіе Робеспьеры, которые изъ великой эпопеи прошлаго вка запомнили лишь періодъ упадка и рчи прокуроровъ республики.
Мы, анархисты, произнесли окончательный приговоръ надъ диктатурой, какъ одного лица, такъ и одной какой нибудь партіи, — въ сущности говоря, это одно и то же. Мы знаемъ, что одно лицо или одна группа не могутъ дать должнаго направленія соціальной революціи. Мы знаемъ, что революція и правительство несовмстимы; что одно должно убить другое, какова бы ни была форма правленія: диктатура, королевство или парламентъ. Мы знаемъ, что сила нашей партіи заключается въ слдующей основной формул: — „Только свободная иниціатива народа можетъ создать что либо цнное и прочное, а всякая власть стремится убить эту иниціативу”. Вотъ почему, если бы наши идеи не должны были пройти черезъ горнило народа, чтобъ быть осуществленными, если бы мы стали хозяевами того замысловатаго хитро-сплетенія, — правительства, — которое позволяетъ каждому дйствовать сообразно своей фантазіи, то лучшіе изъ насъ черезъ недлю стали бы достойны смертной казни. Мы знаемъ, что всякая диктатура, какъ бы честны ни были ея намренія, ведетъ къ смерти революціи. Мы знаемъ, наконецъ, что идея диктатуры есть не что иное, какъ зловредный продуктъ правительственнаго фетишизма, который вмст съ религіознымъ фетишизмомъ всегда стремился увковчить рабство.