Речи

Для Цицерона 60-е годы были самым блестящим периодом его жизни: в 66 г. он был претором и произнес свою первую чисто политическую речь в пользу предоставления Помпею верховного командования в войне с Митридатом. В этой речи он восхваляет Помпея, его военный талант, его честность и скромность и подчеркивает, что Помпей — только римский всадник, а не нобиль; с большим искусством он указывает и на то, что неудача в войне с Митридатом грозит разорением не только откупщикам, вложившим в восточные провинции большие денежные средства, но и сенаторам. В 64 г. Цицерон был избран в консулы на 63 г. Получив эту высшую государственную магистратуру, он достиг предела своих желаний и показал себя ярым противником всяких попыток изменить, а тем более ниспровергнуть существующий государственный строй; едва вступив в должность, он резко воспротивился проекту земельной реформы, внесенному трибуном Публием Сервилием Руллом; вскоре он выступил в защиту некоего Гая Рабирия, обвиненного, правда, по прошествии долгого срока, в убийстве народного трибуна Сатурнина в 100 г.; наконец, в своей борьбе с Катилиной он совершил деяние, которое он в течение многих лет восхвалял как свой величайший подвиг, как «спасение государства»: казнил без формального суда пятерых римских граждан, главных участников заговора Катилины.

Вопрос о том, имел ли Цицерон право так поступить, не раз обсуждался и в римском сенате и в последующей литературе о Цицероне; сенат не имел судебной власти, и Цицерон, если бы положение не было угрожающим, был бы обязан предать заговорщиков суду; но сенат имел право выносить — и в данном случае вынес — senatus consultum ultimum, т. е. объявил чрезвычайное положение и предоставил консулам право жизни и смерти; вся ответственность в таких случаях падала на консула, против него впоследствии мог быть возбужден процесс, причем сенат не мог его защитить. Это и произошло с Цицероном, который в течение 60-х годов все более прочно связывал свою судьбу с сенатом. Ораторский талант Цицерона в эти годы был в полном расцвете; как его судебные речи (речь по уголовному делу Клуенция), так и политические выступления (речи об аграрном законе и против Катилины) являются образцами красноречия и в то же время изобилуют примерами ораторской находчивости; в речи в защиту Мурены, обвиненного в подкупе избирателей, талант Цицерона раскрывается еще и с другой стороны, которую он проявляет обычно в своих письмах; это шутливость и остроумие; дело в том, что Мурена был одним из помощников Цицерона при раскрытии и подавлении заговора Катилины; он был уже избран в консулы на 62 г., когда его соперник, потерпевший неудачу, обвинил его в подкупе избирателей (de ambitu); для Цицерона было очень важно закрепить на следующий год одно консульское место за своим сторонником, но дело Мурены было, по-видимому, настолько сомнительным, что Цицерону пришлось не столько доказывать слушателям невиновность Мурены, сколько ошеломлять их блеском своих аргументов; речь вызвала неодобрение строгого Катона, но Мурена был оправдан.

Нападки на Цицерона за его расправу с заговорщиками начались немедленно по окончании его консульства; теперь, когда опасность миновала, даже и сенат поддерживал его недостаточно энергично, а народный трибун Метелл Непот не дал ему произнести обычную «прощальную» речь. В дальнейшем положение Цицерона стало все более ухудшаться; начался ряд дел против его единомышленников; Цицерон по-прежнему выступал в их защиту и все чаще упоминал о собственных заслугах перед государством.

50-е годы не принесли успокоения, напротив, в течение всего этого десятилетия борьба между политическими группировками становилась все острее и постепенно принимала форму уличных боев. В 60 г. Цезарь, Помпей и Красс объединились для совместной борьбы против сената (так называемый Первый триумвират); назревала новая гражданская война — между Помпеем, ставшим теперь на сторону сената, и Цезарем, который в эти годы «жаждал великой власти, командования войском, новой войны, где могла бы заблистать его доблесть» (Саллюстий, «Катилина», 54, 4).

Хотя главные силы Катилины были разбиты и он сам погиб, в Риме — к несчастью для Цицерона — осталось немало его приверженцев; их возглавил Публий Клодий, ярый враг Цицерона.