— Сколько же дней прошло после смерти брата? — допытывался У Сун.
— Через два дня будет сорок девять дней,— ответила невестка.
После этого У Сун долго сидел задумавшись, а потом вышел из дому, отправился в уездное управление, прямо к себе в комнату, и там заменил свою одежду траурной. Затем позвал стражника и, приказав ему принести конопляную веревку, подпоясался ею. Спрятав под одеждой широкий кинжал с острым лезвием и захватив немного серебра, он запер комнату и вместе со стражником отправился в город. Там он купил крупы, муки и других съестных припасов, благовоний для возжигания, свечей и бумажных денег и со всем этим пришел под вечер к дому брата и постучался.
Когда невестка открыла ему, он вошел и велел стражнику приготовить поминальный обед, а сам зажег перед алтарем свечи, раставил закуски и вино. С наступлением второй стражи, когда все кушанья были уже на столе, У Сун склонился перед алтарем и произнес:
— Дорогой брат мой! Душа твоя еще нас не покинула. При жизни ты был слаб и немощен, но кончина твоя остается для меня загадкой. Если тебя обидели или кто погубил твою жизнь, то прошу тебя, брат мой, явись мне во сне, и я сумею отомстить за все!
После этого, окропив алтарь вином, он сжег бумажные деньги для поминовения и принялся плакать, Он плакал так громко, что все соседи, слышавшие его плач, исполнились к нему состраданием. А вдова У в своей комнате тоже притворно голосила.
Кончив оплакивать покойника, У Сун пригласил стражника разделить с ним трапезу. Потом он достал две циновки, одну дал стражнику, велев ему лечь у входа во внутренние комнаты, а свою расстелил у алтаря. Вдова же поднялась к себе наверх и там заперлась.
Наступила уже третья стража, однако У Сун все ворочался с боку на бок и никак не мог уснуть, а стражник спал как убитый и громко храпел. Тогда У Сун поднялся, оглядел алтарь и заметил, что светильник перед ним едва теплится. Потом он услышал, как сторож отбивает стражу, — три удара третьей стражи и еще три четверти. У Сун вздохнул, сел на циновку и сказал самому себе: «Брат мой при жизни был человеком слабым и умер непонятной смертью...» Не успел он договорить, как почувствовал, что из-под алтаря повеяло холодом. Ледяное дуновение погасило пламя светильника, и комната погрузилась во мрак. Лишь зашелестели от ветра полосы жертвенной бумаги, развешенные по всей комнате. Могильным холодом повеяло на У Суна, и волосы у него на голове встали дыбом. Ему почудилось, будто из ниши, в которой стоял алтарь, вышел кто-то и сказал: «Дорогой брат мой! Жестокой смертью я умер!»
Слова эти прозвучали еле слышно, и когда У Сун хотел приблизиться к алтарю, чтобы получше разглядеть, что там происходит, то никакого ветра уже не было и голос стих. Тогда У Сун повалился на свою циновку и стал раздумывать: «Что же это такое? Во сне, что ли, я все это вижу?»
Он взглянул на стражника, но тот продолжал спокойно спать. «Что-то неладно с этой смертью,— размышлял У Сун.— Должно быть, он хотел что-то сообщить мне, но грубая сила в моем смертном теле заставила его дух отступить. Что ж, запомним это, а пока никому и говорить не стоит. Утро вечера мудренее».
Когда стало светать, стражник поднялся, согрел воды и подал У Суну помыться. Едва У Сун освежился после сна, как сошла невестка и, пристально глядя на него, спросила:
— Хорошо ли вы спали, деверь?
— Невестка,— в свою очередь обратился к ней У Сун,— от какой болезни умер мой брат?
— Да что вы, дорогой деверь,— отвечала та,— или уж забыли? Я ведь сказала вам накануне, что от сердечной.
— А какое лекарство он принимал? — спросил У Сун.
— Да у меня тут и рецепт остался,— засуетилась невестка.
— А гроб кто заказывал? — продолжал расспрашивать У Сун.
— Я попросила нашу соседку, матушку Ван, сходить за ним,— отвечала Пань Цзинь-лянь.
— А кто выносил покойника? — спросил У Сун.
— Местный чиновник, ведающий погребением, — Хэ Цзю-шу всем распоряжался,— ответила невестка.
— Ладно,— сказал У Сун,— сейчас я схожу в уездное управление, а потом вернусь.
И он в сопровождении стражника вышел из дому.
Когда они дошли до перекрестка, У Сун спросил его:
— Не знаешь ли ты чиновника, ведающего погребением, по имени Хэ Цзю-шу?
— А разве вы забыли его? — отвечал стражник.— Ведь он приходил поздравлять вас. Его дом в Львином переулке.
— Проводи-ка меня к нему,— попросил У Сун.
Когда стражник привел его к дому Хэ Цзю-шу, У Сун сказал:
— Теперь можешь идти.
И стражник ушел.
У Сун толкнул дверь и с порога громко спросил:
— Господин Хэ Цзю-шу дома?
Хэ Цзю-шу только что встал. Услышав голос У Суна, он до того перепугался, что у него руки и ноги отнялись. Кое-как повязав голову косынкой, хозяин поспешил разыскать спрятанные кости и серебро и вышел навстречу гостю. Кланяясь У Суну, он сказал:
— Давно ли изволили вернуться, господин начальник?
— Только вчера,— отвечал У Сун.— Я пришел поговорить с вами об одном деле,— продолжал он.— Может быть, вы не откажетесь пройтись со мной немного?
— Почему же, охотно,— отвечал Хэ Цзю-шу.— Только разрешите сперва угостить вас чаем, господин начальник.