Речные заводи (том 1)

— Мое имя Чжан Цин,— отвечал хозяин.— Когда-то я работал неподалеку, на огородах монастыря Гуанминсы. Однажды из-за пустяка я убил монаха, а потом спалил монастырь. Пожаловаться на меня было некому, и власти оставили это дело без внимания, а я поселился под этим деревом на склоне горы и занялся легким промыслом. Но как-то раз проходил здесь один старик с поклажей. Я затеял с ним драку, и в конце концов на двадцать первой схватке старик этот сбил меня коромыслом, на котором нес поклажу. Оказалось, что в молодости он сам промышлял разбоем, и, увидев, что я человек ловкий, взял меня с собой в город, где и обучил своему искусству. Потом он отдал мне в жены свою дочь — эту женщину. Только в городе разве проживешь? Вот я и решил вернуться на старое место, построил дом и открыл здесь кабачок, где мы вдвоем заманиваем проходящих путников. Меня хорошо знают удальцы из вольного люда, и среди них я известен под именем огородника Чжан Цина. Фамилия моей жены — Сунь. Она полностью усвоила искусство отца, и ее называют «Людоедка» Сунь Эр-нян. Я только что вернулся и услышал вопли жены. Но никак не думал, что встречу здесь вас, уважаемый начальник! Сколько раз я твердил жене, чтобы она никогда не вредила трем категориям людей и в первую очередь бродячим монахам. У этих людей и так за душой ничего нет, да к тому же они отрешились от мира. Но она ведь не послушалась меня и однажды чуть не погубила замечательного человека по имени Лу Да. Прежде он служил в пограничных войсках старого Чуна в Яньаньфу. Там он убил мясника, и ему пришлось спасаться бегством, постричься в монахи и вступить в монастырь на горе Утайшань. Все его тело разрисовано татуировкой, отчего среди вольного люда его зовут «Татуированным Монахом» Лу Чжи-шэнем. Он носит посох из кованого железа весом в шестьдесят с лишним цзиней. Так вот, этот самый монах и проходил здесь. А жена моя тут же опоила его зельем. На счастье я в этот момент возвратился домой. Заметив его необычайный посох, я поспешил дать ему противоядие от нашего зелья и так спас ему жизнь. После мы с ним даже побратались. Я слышал, что он с каким-то Ян Чжи, по прозвищу «Черномордый Зверь», захватил кумирню Баочжусы на горе Двух Драконов и теперь занимается разбоем. Не раз получал я от него письма, в которых он приглашал меня к себе, да вот пока не могу собраться.

— Я также частенько слышал от вольного люда эти имена,— отозвался У Сун.

— Жаль,— продолжал Чжан Цин,— что одного здоровенного монаха, ростом в восемь чи, она все же опоила! Запоздал я немного, а когда пришел, его уже разрезали на части. Только и остались от него железная палка с наконечником, черная ряса да монастырское свидетельство. Остальные вещи не так интересны, хоть и есть среди них две очень редкие: четки из ста восьми косточек, вырезанных из человеческого черепа, и кинжалы из лучшей белоснежной стали. Уж, верно, немало людей загубил в своей жизни этот монах. И до сих пор нередко слышится в полночь, как стонут его кинжалы. Простить себе не могу, что не успел спасти этого монаха, и все вспоминаю о нем. Еще я запретил убивать певичек и бродячих актеров. Они кочуют из города в город и где придется дают свои представления. С большим трудом добывают они себе пропитание. Нельзя их губить, не то они станут передавать друг другу об этом и со всех театральных подмостков начнут дурно говорить про нас вольным людям. Третья группа людей, которую я запретил жене трогать,— это ссыльные. Среди них встречается много добрых людей и уж им-то никак не следует причинять вреда. Только жена не слушает того, что ей говорят, и вот сегодня нарвалась на вас. Хорошо, что я пораньше вернулся! Опять ты за свое? — обратился он к жене.

— Да сначала-то я ни о чем не помышляла,— отвечала Сунь Эр-нян.— А как увидела, что у него узел набит вещами, тут-то и возникла у меня эта мысль. Да еще он рассердил меня своими шутками.

— Я человек честный,— возразил У Сун,— и уж, конечно, не позволил бы себе никаких оскорблений, да вот заметил, что вы, дорогая, слишком пристально поглядываете на мой узел. Тогда у меня возникло подозрение, и я отпустил на ваш счет несколько шуточек, чем и рассердил вас. Чашку с вином, которую вы подали, я выплеснул, а сам притворился, что отравлен. Когда же вы подошли, чтоб отнести меня в кухню, я и напал на вас. Уж вы извините меня, пожалуйста, за такую неучтивость!

В ответ Чжан Цин лишь рассмеялся и пригласил У Суна во внутренние комнаты.

— Разрешите спросить вас,— сказал Чжан Цин, когда они уселись,— в чем ваше преступление и куда вас ссылают?

У Сун подробно рассказал ему историю о том, как убил Си-Мынь Цина и свою невестку, а Чжан Цин с женой, с одобрением выслушав его, сказали:

— Хотелось бы кое-что предложить вам, не знаем только, как вы на это посмотрите.

— Говорите, прошу вас,— молвил У Сун.

И тогда Чжан Цин обстоятельно изложил У Суну свою мысль.

Верно, судьбе было угодно, чтобы У Сун совершил убийство в Мэнчжоу и учинил скандал в Аньпинсае.