Речные заводи (том 1)

— Добрый человек! — сказали они.— Ты только что прибыл сюда и, если в узле у тебя есть какие-нибудь подарки или рекомендательные письма, доставай поскорее. Сейчас сюда явится надзиратель, и все это ты преподнеси ему. Тогда тебе не страшно предварительное наказание палками: бить будут не так крепко. Но если нет у тебя подарков, то прямо надо сказать: дела твои плохи. Мы все, как и ты, ссыльные, и поэтому решили заранее предупредить тебя об этом. Ведь недаром говорится: «Когда погибает заяц, так и лиса его пожалеет, как родного». Ты новичок и не знаешь еще всего этого, вот мы и пришли предупредить тебя.

— Я очень благодарен вам, дорогие друзья, за ваш совет,— сказал У Сун.— Кое-что у меня есть. Однако я дам ему деньги только в том случае, если он попросит добром. Если же он станет вымогать их, то и гроша медного от меня не получит!

— Не дело ты говоришь, добрый человек,— принялись его уговаривать новые товарищи.— Ведь еще в старину люди говорили: «Не бойся начальства, а бойся его власти». И еще: «Под чужой низкой крышей всякий голову пригнет». Все это мы рассказываем тебе для того, чтобы ты был поосторожнее.

Едва они сказали это, как кто-то крикнул:

— Надзиратель идет!

И толпа моментально рассеялась. У Сун развязал узел и спокойно уселся в своей камере, а начальник вошел к нему и сказал:

— Это ты вновь прибывший преступник?

— Я и есть,— отвечал У Сун.

— Да ты что, в уме? Чего ты молчишь? Ты ведь тот самый молодец, который убил тигра на перевале Цзинянган, а потом был командиром охраны в уезде Янгу, и, я полагаю, сам кое в чем разбираешься. Чудно даже, до чего ты непонятливый! Ничего, здесь ты и кошку не посмеешь обидеть!

— Что это ты разошелся? — ответил У Сун.— Ждешь, что я поднесу тебе подарки? У меня даже и полгроша нету, вот разве только два голых кулака я подарю тебе. Есть у меня, правда, немного мелочи, но ее я хочу оставить себе на вино. Интересно поглядеть, что ты будешь со мной делать. Неужели решишься послать обратно в Янгу?

Слова эти привели надзирателя в бешенство, и он поспешил удалиться, а вокруг У Суна снова собралась толпа заключенных. Некоторые говорили ему:

— Добрый человек! Зачем ты нагрубил надзирателю? Смотри, хлебнешь горя! Сейчас он пошел доложить обо всем начальнику лагеря, и они уж, верно, расправятся с тобой.

— Э, не боюсь я их,— возразил У Сун.— Пусть делают, что хотят. Будут со мной по-хорошему, и я буду с ними по-хорошему, а нет, так постою за себя.

Не успел он произнести эти слова, как в камеру вошли четверо и вызвали нового ссыльного.

— Здесь я,— отозвался У Сун,— и никуда не пойду; что вы тут кричите?

Тогда они схватили У Суна и поволокли в зал, где уже находился начальник лагеря. Шесть стражников подвели У Суна к начальнику, который велел снять с него кангу и сказал:

— Ну ты, преступник! Известно ли тебе старое уложение императора У-дэ, по которому каждого нового ссыльного для острастки подвергают ста палочным ударам? Служители, скрутите ему за спиной руки!

— Не беспокойтесь зря,— сказал У Сун.— Если хотите бить, бейте так. Не к чему скручивать мне руки. Не будь я удальцом, убившим тигра, если уклонюсь хотя бы от одного удара. Тогда можете отсчитывать мне все удары сначала. Не будь я добрым молодцом из Янгу, если хоть раз пикну.

Все рассмеялись, и кто-то сказал:

— Вот дурень, со смертью играет. А ну, посмотрим, как он вытерпит!

— А станете бить, так покрепче да позлее! — продолжал У Сун.— Смотрите, чтобы без всяких послаблений!

Тут уж все расхохотались. Стражники, крякнув, взялись за палки. Но в это время появился неизвестный человек, который встал возле начальника лагеря. Ростом он был более шести чи, на вид ему было года двадцать четыре. У него было белое лицо, усы и борода трезубцем свисали вниз, голову украшала белая косынка, а одет он был в темный шелковый халат. Одна рука незнакомца висела на перевязи.

Человек этот нагнулся к начальнику и что-то сказал ему на ухо.

— Вновь прибывший преступник У Сун! Какой болезнью ты болел по дороге? — спросил тогда начальник лагеря.

— Ничем я не болел,— сердито ответил У Сун.— Все у меня было в порядке, я и вино пил, и кашу и мясо ел, и пешком шел.

— Этот парень заболел по дороге,— объявил начальник.— Я полагаю, что мы можем сделать ему снисхождение и отложить наказание.

— Скорей говори, что болел,— подсказывали У Суну стоявшие рядом стражники.— Начальник лагеря жалеет тебя, а ты придумай что-нибудь, и все будет в порядке.

— Да ничем я не болел, и ничего особенного со мной не случилось,— стоял на своем У Сун.— Бейте, как полагается. Нечего откладывать. А то сиди потом и гадай, когда тебя вздуют!

Опять все присутствующие расхохотались. Засмеялся и начальник лагеря.

— Не иначе, как парень заболел горячкой,— сказал он,— и, видать, еще не пропотел как следует, раз мелет всякую ерунду. Нечего его слушать! Уведите в одиночку и заприте.

Четверо стражников потащили У Суна и заперли в ту самую одиночку, куда его привели вначале. Скоро к окошку его камеры подошли другие заключенные.

— Верно, есть у тебя какие-нибудь письма к начальнику лагеря! — говорили некоторые из них.