Речные заводи (том 2)

— Монах раздет догола, и это указывает на то, что они с даосом совершили какое-то неблаговидное, противозаконное дело, после чего убили друг друга. К старому Вану это никакого отношения не имеет. Всех задержанных можно отпустить под поручительство. Монастырь должен похоронить убитых где-нибудь в стороне. Кроме того, надо составить акт, что монах и даос убили друг друга, и на том дело покончить.

— Правильно,— согласился начальник округа и назначил чиновников для завершения дела. Но говорить об этом мы больше не будем.

Соседи, любители всяких скандалов, сложили такую песенку:

Жил-поживал монах веселый
В монастыре Баоэньсы,
Никто не знал, что был он втайне
Любителем земной красы.
Должно быть, в прошлых воплощеньях
Он натворить грехов успел,
Не потому ли в этой жизни
Печальный ждал его удел?
Святым он ловко притворялся,
Но страсти удержать не смог.
И вот однажды богомолку
Решил поймать на свой крючок.
Она греховной красотою
Монаху взволновала кровь.
Так сочетались воедино
И благочестье и любовь!
Свои смиренные моленья
Она к всевышним вознесла,
Свою ж земную оболочку
Монаху в жертву отдала.
Но что случилось? В ту минуту,
Когда богиня Гуань-инь
Ему объятия раскрыла,
Что сладостнее всех святынь,
Когда любовное сраженье
Кончал он из последних сил,
Явился вдруг посланец ада
И душу грешную схватил.
Увы, должно быть, в ту минуту,
Почувствовав греховный пыл,
Свои спасительные сутры
Монах почтенный позабыл.
Забыл, где пустота, где форма,
Забыл, что страсть — небытие,
И променял на миг услады
Спасенье вечное свое.
И вот лежит учитель голый
И животом к земле приник,
А рядом, отойдя в нирвану,
Лежит и верный ученик.
Да, если бы законы будды
Монах получше соблюдал,
Наверно, в темном переулке
Убит бы не был наповал,
А жил бы средь монахов-братьев
Беспечно, как в земном раю,
И не окончил бы позорно
Жизнь злополучную свою!
Мы слышали: Му Лянь отважный
Все был готов перенести
И даже жизнью поплатился,
Чтоб мать от гибели спасти.
Но где же видано, скажите,
Чтоб из-за женщины во прах
Повергнут был судьбой жестокой
Благочестивейший монах!

Нашлись также зубоскалы и в дальних переулках, которые, услышав эту песню и не желая отставать, сложили на напев линьцзянсяньских стихов:

Тот, кто заповедь нарушит,
Кто нарушит свой обет,
Тот расплаты не избегнет
И умрет во цвете лет.
Справедлив и беспощаден
Высшей мудрости закон:
Совершивших преступленье
Поделом накажет он.
И, однако, очень странно:
Чей же это был кинжал?
Удивительное дело:
Нагишом монах лежал!
И крючок его, которым
Он блаженство подцепил,
В этом страшном поединке
Тоже голову сложил.
С перерезанною глоткой
Рядом с ним лежал даос.
Кто загадку разгадает:
Что с обоими стряслось?
Может быть, решили вместе
Душу дьяволу отдать
Или в чем-нибудь друг другу
Не хотели уступать?

Эти две песенки распевались по всему городу. А когда их услышала дочь старого Паня, она была ошеломлена; не осмеливаясь произнести ни слова, она втихомолку оплакивала свое горе.