Речные заводи (том 2)

Чао Гай и сопровождавшие его главари сели на коней и, выехав из монастыря, двинулись вслед за своими проводниками. Не успели они пройти и пяти ли, как шедшие впереди монахи вдруг куда-то исчезли и передние бойцы остановились, не решаясь идти дальше. Осмотревшись, они увидели, что впереди лежит много дорог, которые сплетаются между собой. Однако никаких признаков человеческого жилья здесь не было. Бойцы встревожились, поспешили доложить обо всем Чао Гаю. Ху-Янь Чжо предложил побыстрее возвращаться по старой дороге.

Но не прошли они и ста шагов, как со всех сторон раздались оглушительные удары в гонг и бой барабанов. Грохот и крики, казалось, сотрясали всю землю. В темноте вспыхнуло множество факелов. Пробившись на дорогу, Чао Гай со своим войском бросился бежать. Но сделав два поворота, они вдруг наткнулись на отряд противника, который открыл беспорядочную стрельбу из луков. Одна из стрел попала Чао Гаю прямо в лицо и он свалился с коня. В это время Ху-Ян Чжо и Янь Шунь завязали ожесточенный бой, и Лю Тан и Бай-шэн, рискуя жизнью, бросились вперед, подняли Чао Гая и, посадив его на коня, стали пробивать себе путь. У входа в городок они встретились с отрядом Линь Чуна, который спешил к ним на помощь. Тогда они остановились, чтобы дать отпор противнику. Бой продолжался до рассвета, а затем противники разошлись по своим лагерям.

Когда Линь Чун, возвратившись, начал проверять своих людей, примчались, спасая свою жизнь, братья Юань, Сунь Вань и Ду Цянь. Из взятых ими двух с половиной тысяч бойцов осталось всего около тысячи трехсот человек, да и то им удалось вернуться в лагерь лишь благодаря тому, что они последовали за Оу Пэном.

Все главари собрались около Чао Гая посмотреть, что с ним случилось. Стрела попала ему прямо в щеку. Они поспешили вынуть стрелу, и из раны хлынула кровь. Чао Гай потерял сознание. Осмотрев стрелу, они увидели на ней надпись: «Ши Вэнь-гун». Линь Чун распорядился принести лекарство от ран металлическим оружием и смазать рану.

Однако стрела, ранившая Чао Гая, была отравлена и начала оказывать свое действие. Чао Гай потерял способность говорить. Тогда Линь Чун велел подать повозку и, уложив в нее Чао Гая, приказал братьям Юань, Ду Цяню и Сунь Ваню доставить его в лагерь.

Оставшиеся пятнадцать главарей стали держать совет.

— Когда наш старший брат Чао Гай выступил из лагеря в поход, никто не мог предполагать, что с ним произойдет такое несчастье,— сказал Линь Чун.— Ветер разорвал знамя Чао Гая перед походом, а это дурное предзнаменование. Поэтому все так и получилось. Я считаю, что мы должны немедленно собрать всех своих людей и вернуться обратно к себе в лагерь.

— Но это мы можем сделать лишь по приказу нашего брата Сун Цзяна,— сказал на это Ху-Янь Чжо.

Было уже время второй ночной стражи, совсем стемнело.

А пятнадцать главарей так и сидели, подавленные горем, не зная, что предпринять. Ни у кого из них не было желания продолжать бой и каждый думал о том, чтобы вернуться в стан. Вдруг, запыхавшись, явился лазутчик, который доложил о том, что впереди по нескольким направлениям наступают отряды. Они несут так много факелов, что их не сосчитать.

Услышав об этом, Линь Чун приказал всем садиться на коней. От множества факелов было светло как днем. Отовсюду неслись боевые кличи, и противник наседал на лагерь. Линь Чун не принял боя. Во главе остальных главарей, он поднял свой лагерь и начал отступать.

Однако Цзэны гнались за ними по пятам, и потому отступающим приходилось время от времени отбиваться от своих преследователей. Лишь после того как они прошли ли шестьдесят, противник оставил их в покое. Подсчитав своих людей, они увидели, что потеряли еще человек семьсот. И вот после этого тяжелого поражения они спешно вышли на старую дорогу и двинулись в Ляншаньбо. На полдороге им встретился Дай Цзун, который ехал им навстречу с приказом отвести свои войска в Ляншаньбо, чтобы выработать новый план.

Вернувшись в лагерь, они поспешили навестить Чао Гая. Он уже не в состоянии был ни пить, ни есть, все тело его распухло. Сун Цзян не отходил от постели больного и горько плакал. Он сам накладывал ему повязки и подавал воду. Остальные главари лишь стояли у постели больного, наблюдая за ним.

В третью ночную стражу Чао Гаю стало хуже, и он, повернувшись к Сун Цзяну, завещал ему следующее:

— Дорогой брат! Берегите себя! Пусть начальником лагеря будет тот, кто поймает человека, сразившего меня!

Сказав это, он закрыл глаза и скончался. Сун Цзян стал громко оплакивать умершего, как это делают, когда теряют самого близкого человека. Поддерживая Сун Цзяна, все советовали ему выйти и принять на себя руководство делами. Утешая его, У Юн и Гун-Сунь Шэн говорили:

— Уважаемый брат! Не надо так убиваться. Рождение и смерть человека предопределены заранее, и незачем так глубоко переживать это. Вы лучше подумайте о том, что вам предстоит совершить еще великие дела.