Речные заводи (том 2)

— Вы пока не спрашивайте об этом,— поспешно отвечал Ли Гу.— Тут дело такое, что сразу всего и не расскажешь! В дороге вы перенесли немало трудностей. Отдохните сначала, а потом я вам обо всем расскажу.

В это время из-за ширмы с плачем вышла жена Лу Цзюнь-и.

— А, жена! Здравствуй! — приветствовал ее Лу Цзюнь-и.— Скажи мне, что случилось с Янь Цином?

— Да уж лучше, дорогой, и не спрашивай,— отвечала она так же, как и Ли Гу.— Этого сразу-то и не расскажешь. Ты в дороге перенес, вероятно, много трудностей. Отдохни сначала, а потом я тебе все поведаю.

Тут в душу Лу Цзюнь-и закралось сомнение, и он во что бы то ни стало решил узнать, что случилось с Янь Цином. Ли Гу сказал ему:

— Господин, вы вначале переоденьтесь, совершите поклоны перед таблицей предков, позавтракайте. А эту историю вы успеете еще услышать.

Тем временем были приготовлены еда и закуски, которые подали Лу Цзюнь-и. Но едва он взялся за палочки и хотел приняться за еду, у передних и задних ворот раздались шум и крики, и в тот же момент в помещение ворвалось человек триста стражников. Лу Цзюнь-и так и замер от испуга и изумления. Стражники связали его и повели прямо в управление начальника гарнизона, то и дело награждая палками.

В это время правитель области Лян Чжун-шу как раз находился в управлении. Справа и слева от него стояли две шеренги свирепых на вид стражников. Лу Цзюнь-и ввели в зал и поставили перед правителем на колени. В стороне, также на коленях, стояли Ли Гу и жена Лу Цзюнь-и. Тут правитель области заорал:

— Ах ты мерзавец этакий! Ты ведь был честным гражданином столицы! Как же ты осмелился перейти на сторону разбойников в Ляншаньбо? Да еще занять у них место второго начальника? А сейчас ты пришел сюда, чтобы помогать им из города? Решили, значит, напасть на Северную столицу? Вот тебя и поймали. Что же скажешь ты в свое оправдание?

— Дьявол меня попутал! — отвечал Лу Цзюнь-и.— Один из разбойников Ляншаньбо, по имени У Юн, пришел ко мне в дом под видом гадальщика и своими лживыми речами смутил мое чистое сердце и обманом заманил к ним в лагерь. Они продержали меня более двух месяцев. Но теперь мне все же посчастливилось вырваться от них и вернуться домой. Я пришел сюда без всякого злого умысла. И надеюсь, что ваша милость разберется в этом деле.

— Да как только язык у тебя поворачивается говорить все это? — продолжал кричать Лян Чжун-шу.— Если ты не был связан с разбойниками, то почему прожил там столько времени?! Даже твоя жена и Ли Гу подали заявление о твоем преступлении! Что же, все это выдумки, значит?!

— Раз уж вы, хозяин, вернулись сюда,— заговорил тут Ли Гу,— так для вас же лучше будет признаться во всем. Даже на стене нашего дома написаны стихи, в которых скрыт злой умысел. Какое же еще нужно доказательство? Тут и разговаривать много не приходится.

— Ты не подумай, что мы хотели причинить тебе какой-нибудь вред,— вставила свое слово и жена Лу Цзюнь-и.— Мы боялись лишь одного, что ты и нас впутаешь в это дело. Ведь не зря говорится пословица: «За одного мятежника истребляют весь род до девятого колена».

Лу Цзюнь-и, стоя на коленях, заявил, что обвиняют его несправедливо.

Хозяин, вы не должны сетовать на свою судьбу,— уговаривал его Ли Гу.— Правду не скроешь, а ложь легко выявляется. Вам лучше сейчас во всем признаться, чтобы избежать лишних страданий.

— Дорогой муж,— снова сказала жена Лу Цзюнь-и,— ты ведь знаешь, что здесь в управлении ложные дела не разбирают. А против правды возражать трудно. Если ты в чем-нибудь провинился, то погубил и меня. Так уж лучше пожалей сам себя и признайся во всем, и к тебе, может быть, проявят снисхождение и избавят от тяжелых наказаний.

Надо вам сказать, что Ли Гу успел подкупить всех служащих управления. Поэтому судья Чжан, который вел это дело, выступил вперед и сказал:

— Человек этот настолько упрям, что без палок от него никакого признания не добьешься!

— Да, вы правы! — подтвердил Лян Чжун-шу и тут же приказал: — Всыпать ему!

Стражники тут же связали Лу Цзюнь-и, повалили его и так исполосовали палками, что кожа у него потрескалась, а кровь лилась ручьем. Он четыре раза терял сознание и, наконец, не в силах выносить таких мучений, пал ниц и, тяжко вздыхая, сказал:

— Нет, уж видно на роду мне написано умереть позорной смертью! Я вынужден признать то, в чем никогда не был виноват.

Чжан записал его показание и велел принести кангу весом в сто цзиней, которую обычно надевают на смертников. Эту колодку надели на шею Лу Цзюнь-и и бросили его в тюрьму. Всем присутствовавшим было тяжело смотреть на несчастного.

В тюрьме Лу Цзюнь-и первым делом привели в канцелярию и поставили на колени посреди комнаты. На кане сидел смотритель, который выполнял также и обязанности палача. Звали его Цай Фу, и родился он в Северной столице. За то, что Цай Фу был мастером своего дела, народ прозвал его «Железные руки». Рядом с ним стоял его родной брат, надзиратель тюрьмы. За пристрастие носить в руках цветок, народ в Хэбэе прозвал его «Цветок» Цай Цин. Так вот этот Цай Цин с дубинкой в руках стоял рядом со своим братом.