— Уведите преступника в отдельную камеру,— распорядился Цай Фу.— Я сейчас схожу домой и скоро вернусь.
Цай Цин увел Лу Цзюнь-и, а Цай Фу отправился к себе домой. Выйдя из ворот тюрьмы, он увидел человека со слезами на глазах, который с миской пищи в руках вышел из-за стены управления. Цай Фу знал его — это был Янь Цин «Расточитель».
— Брат Янь Цин, что ты здесь делаешь? — окликнул его Цай Фу.
Тогда Янь Цин опустился на колени. Слезы градом катились из его глаз.
— Уважаемый господин начальник,— начал он.— Сжальтесь над моим несчастным хозяином, который невинно пострадал. У меня нет денег, чтобы потратить на питание ему, так вот я за городом выпросил у людей немного еды и хочу передать ее своему господину. Дорогой господин смотритель, не могли бы вы...
Но он так и не мог договорить, так как от горя у него перехватило дыхание, и он рыдая повалился на землю.
— Я знаю это дело,— сказал Цай Фу.— Ты можешь идти и передать ему еду.
Поблагодарив смотрителя, Янь Цин вошел в тюрьму. А Цай Фу продолжал свой путь. Когда он миновал уже мост, то встретил хозяина чайной, который, приветствуя его, сказал:
— Господин смотритель! У меня в чайной наверху вас ждет какой-то гость, он хочет поговорить с вами.
Цай Фу вошел в чайную и поднялся наверх. Там сидел не кто иной, как сам главный управляющий Ли Гу. После того как они обменялись поклонами, Цай Фу спросил:
— Чем могу быть полезен, господин управляющий?
— Хитрить с вами мне не приходится, и обманывать вас я не буду. Мое дело вам, конечно, хорошо известно. Сегодня вечером вы должны со всем покончить. К сожалению я не могу предложить вам ничего особенного, разве что пятьдесят лян золота в слитках, имеющих форму долек чеснока, которые я захватил с собой. А что касается чиновников управления, так с ними я потом тоже щедро рассчитаюсь.
— Разве вы не видели надписи, которая высечена на камне во дворе управления? — с усмешкой спросил Цай Фу.— Она гласит: «Притеснять народ нетрудно, но небо обмануть нельзя». Думаете, я не знаю о ваших темных делишках? Вы захватили все его состояние, отняли у него жену, а теперь еще хотите, чтобы за пятьдесят лян я лишил его жизни. Ну, а когда сюда приедет ревизия? Ведь я погибну!
— Если вам, господин смотритель, мало того, что я предлагаю, то можно прибавить еще пятьдесят лян,— отвечал на это Ли Гу.
— А, значит господин управляющий хочет «кормить кошку ее же хвостом, который он у нее отрежет!» — съязвил Цай Фу.— Вы думаете, что жизнь такого почтенного, всеми уважаемого и известного в Северной столице гражданина стоит всего лишь сто лян?! Нет, раз вы хотите, чтобы я покончил с ним, то меньше чем о пятистах лян и речи быть не может. И вы вовсе не должны считать это вымогательством с моей стороны!
— Что ж! Такие деньги у меня найдутся, и я сейчас же передам их вам, господин смотритель,— согласился Ли Гу.— Только прошу вас покончить с этим делом сегодня же ночью.
— Завтра можете прийти за трупом! — сказал Цай Фу, вставая и пряча деньги в карман.
Поблагодарив его, Ли Гу в самом лучшем настроении отправился домой. А Цай Фу, едва только вошел к себе в дом, как увидел, что дверная занавеска поднялась и в комнату вошел какой-то человек.
— Разрешите приветствовать вас, господин смотритель,— сказал незнакомец с поклоном.
Перед Цай Фу стоял человек необычайно изящной и красивой наружности, безукоризненно одетый. На нем был кафтан с круглым воротом цвета воронова крыла, стянутый вышитым поясом. Голову его покрывал убор, украшенный перьями фазана. Башмаки сверкали жемчугом.
Человек этот низко поклонился Цай Фу, и Цай Фу в свою очередь поспешил ответить на приветствие.
— Могу ли я узнать ваше почтенное имя, и зачем понадобился я уважаемому господину? — спросил он гостя.
— Не пройти ли нам во внутренние комнаты? Там и поговорим,— предложил незнакомец.
Цай Фу пригласил его в небольшую комнату для совещаний, где они и уселись как полагается, один на месте хозяина, другой на месте гостя.