Речные заводи (том 2)

Надо вам сказать, что Лу Цзюнь-и вырос в богатой семье и не привык к такой работе. Да к тому же хворост был сырой, никак не разгорался, и огонь в конце концов совсем погас. Когда Лу Цзюнь-и стал изо всей силы раздувать его, пепел залепил ему глаза. А Дун Чао ничего не хотел знать и продолжал ворчать и браниться. Когда еда наконец сварилась, стражники все забрали себе, а Лу Цзюнь-и не посмел попросить у них хотя бы немного. Наевшись до отвала, стражники бросили остатки холодной еды Лу Цзюнь-и. Сюэ Ба не переставал издеваться над своей жертвой. Когда Лу Цзюнь-и поел, ему приказали согреть воды для мытья ног, и лишь после того, как вода вскипела, он решился пройти в комнату и присесть.

Вымыв ноги, стражники налили в таз кипятку и предложили помыть ноги также и Лу Цзюнь-и. Но не успел он снять туфли, как Сюэ Ба окунул его ноги в таз. Жгучая боль пронзила Лу Цзюнь-и, и он вскрикнул.

— Мы за тобой ухаживаем, а ты вместо благодарности еще рожу кривишь! — закричал на него Сюэ Ба.

Затем оба стражника улеглись на кан спать. Лу Цзюнь-и они железной цепью привязали к двери, цепь замкнули на замок. Когда пробило время четвертой стражи, Дун Чао и Сюэ Ба встали и велели слуге приготовить еду. Подкрепившись и увязав свои вещи, они собрались в путь.

Ноги Лу Цзюнь-и были сплошь покрыты волдырями, и он не мог даже встать. А погода стояла осенняя, дождливая, на дороге было скользко. Поэтому Лу Цзюнь-и спотыкался и падал почти на каждом шагу. Но Сюэ Ба безжалостно колотил его своей дубинкой. Что же касается Дун Чао, то он притворно уговаривал своего приятеля не быть столь жестоким. И так всю дорогу они горько жаловались на свою судьбу.

Пройдя примерно около десяти ли, они увидели впереди большой лес. Тут Лу Цзюнь-и взмолился:

— Я не могу больше идти,— сказал он.— Сжальтесь надо мной и дайте мне немного отдохнуть.

Стражники ввели его в лес. На востоке занималась заря, кругом не было ни души.

— Рано мы сегодня проснулись,— сказал тут Сюэ Ба,— и потому очень устали. Можно бы здесь соснуть немного, да, пожалуй, ты еще убежишь!

— Будь у меня даже крылья, то и тогда я не смог бы улететь,— отвечал на это Лу Цзюнь-и.

— Никто тебе не поверит,— сказал Сюэ Ба.— Давай мы лучше свяжем тебя!

И с этими словами он развязал находившуюся вокруг его пояса веревку, обмотал ее вокруг Лу Цзюнь-и и привязал его к сосне. Ноги его он также привязал к дереву.

— Дорогой брат! — сказал после этого Сюэ Ба, обращаясь к Дун Чао.— Выйди из леса и покарауль там. Если кто-нибудь покажется, ты кашляни!

— Только живее кончай, брат! — поторопил его Дун Чао.

— Ну, об этом можешь не беспокоиться! — отвечал Сюэ Ба.— Твое дело караулить.

Сказав это, он взял дубинку и обратился к Лу Цзюнь-и с такими словами:

— Ты на нас не сердись. Твой управляющий Ли Гу велел нам покончить с тобой по дороге. Если бы даже ты и дошел до Шамыньдао, то и там тебе пришел бы конец. Так лучше если ты расстанешься с жизнью сейчас. Когда ты попадешь в загробный мир, не обижайся там на нас. Через год в этот день будет годовщина твоей смерти.

Услышав это, Лу Цзюнь-и. горько заплакал и наклонил голову, готовый принять смерть. А Сюэ Ба обеими руками поднял свою дубинку и размахнулся, нацелившись прямо в висок Лу Цзюнь-и. Стоявший на посту Ду Чао услышал глухое падение и, решив, что все кончено, поспешил в лес. Но тут он увидел, что Лу Цзюнь-и по-прежнему стоит, привязанный к дереву, а Сюэ Ба лежит распростершись на земле, дубинка же его отлетела в сторону.

— Что за чудеса! — воскликнул Дун Чао.— Может быть Сюэ Ба перестарался и так здорово хватил, что сам свалился?

Подойдя к Сюэ Ба, он хотел помочь ему встать, но поднять его был не в силах. Изо рта Сюэ Ба текла кровь, а грудь его на три-четыре цуня пронзила небольшая стрела. Дун Чао хотел закричать, но вдруг увидел, что прямо перед ним на дереве сидит человек.

— Лети! — закричал неизвестный.

Раздался свист, и в шею Дун Чао вонзилась стрела. Он грохнулся на землю вверх тормашками. Тогда человек легко спрыгнул с дерева, вытащил кинжал и освободил Лу Цзюнь-и от веревок. Разбив надетую на узника кангу, незнакомец обнял Лу Цзюнь-и и горько заплакал. Когда Лу Цзюнь-и решился наконец приоткрыть глаза, он увидел перед собой Янь Цина.

— Янь Цин — это ты! — воскликнул он.— Так значит моя душа снова встретилась с тобой?

— Я иду по пятам за этими мерзавцами от самого управления,— объяснил Янь Цин.— Но мне и в голову не могло прийти, что они захотят расправиться с вами здесь, в этом лесу. Теперь вы видели, хозяин, как я покончил с ними, убив этих негодяев двумя стрелами?

— Ты спас мне жизнь,— отвечал на это Лу Цзюнь-и,— но погубил стражников. Твое преступление еще больше отягчает мою вину. Куда же нам теперь деваться?

— Во всех бедствиях, которые вам пришлось вынести, господин, виновен Сун Цзян,— сказал Янь Цин.— И теперь нам одна дорога — в Ляншаньбо!

— Но раны от побоев и обваренные ноги не дают мне ступить ни шагу,— с горечью пожаловался Лу Цзюнь-и.

— Медлить нам нельзя! — сказал Янь Цин.— Я понесу вас, господин мой, на спине.