Реформы в России в 2000-е годы

Становление института государственных курсов русского языка, ориентированных прежде всего на мигрантов с пространства бывшего СССР, указывает на частичную утрату им (русским языком) функции «языка межнационального общения». Это происходит на фоне массовой трудовой миграции из стран, с которыми Россия имеет безвизовый режим (в частности, обеспечивающие наибольшее количество трудовых мигрантов – Таджикистан, Узбекистан). Если мигранты 1990-х годов, прошедшие через советскую образовательную систему, русским языком владели, то с середины 2000-х годов исследователи отмечают значительный рост числа (молодых) мигрантов, русского не знающих или знающих слабо [Малахов, 2014]. В конце первой декады 2000-х годов, исследователи диагностируют «существенные сдвиги в характеристиках потоков трудовой миграции в Россию». «Появилась устойчивая тенденция к увеличению доли мигрантов, приезжающих из стран Центральной Азии, которая охватила практически все принимающие мигрантов регионы России…Все больше мигрантов прибывает из малых городов и сел. Если в Москве таких мигрантов около 60 %, то в Астраханской области – уже более 80 %. Растет культурная дистанция между мигрантами и местным населением. Они все хуже знают русский язык. В Москве 20 % мигрантов знают русский “не очень хорошо”, а 3 %– “плохо”; в Астрахани таких соответственно 42 % и 17 %. Снижается образовательный уровень трудовых мигрантов: около 40 % мигрантов в Москве и 55 % в Астраханской области не имеют профессионального образования. Как следствие, “новые” мигранты все труднее адаптируются к российским условиям, и на рынке труда, и в быту. Такие мигранты (с низким образованием, приехавшие из отдаленных и сельских районов) вообще менее социально адаптивны, менее склонны пользоваться действующими социальными институтами и сервисами – правовыми, образовательными, медицинскими, национально-культурными и т. п. Большинство социальных трансакций они осуществляют через неформальные связи, в основном через родственников и друзей, а также через сложившийся теневой институт посредничества в сфере организации миграции и трудоустройства мигрантов. Все это увеличивает “миграционные риски” и незащищенность мигрантов. С другой стороны, такие мигранты обладают неразвитым правосознанием и предпочитают либо вовсе не отстаивать свои права, либо делать это через тех же неформальных (или попросту криминальных) агентов» [Тюрюканова, 2008]. В этом контексте вопрос об «адаптации» переходит из плоскости формирования «толерантной среды», в плоскость формирования институциональной среды, которая будет способствовать более эффективному включению трудовых мигрантов в принимающие сообщества.

Инфраструктура курсов русского языка для мигрантов стала одним из направлений деятельности как органов федеральной и региональной власти, муниципальных образований, так и коммерческих структур, диаспор, правозащитных центров, волонтерских организаций и частных инициатив.

В Санкт-Петербурге бесплатные государственные курсы русского языка для взрослых мигрантов возникли в контексте реализации программы Правительства Санкт-Петербурга «Толерантность» (2011–2015). В Программе в рамках направления «Создание условий для языковой и социокультурной интеграции учащихся-инофонов в петербургское сообщество. Содействие адаптации мигрантов в Санкт-Петербурге» были организованы курсы русского языка для трудовых мигрантов. В основном они проходили на базе городских площадок – в школах, библиотеках, образовательных центрах и т. п. Согласно отчету о ходе реализации программы «Толерантность» в 2012 г., бесплатные городские курсы посетили 800 человек [Смирнова, 2012].

В ходе интервью одна из преподавателей, участвовавших в программе (а на момент интервью – сотрудник программы «Толерантность»), пояснила, что в контексте программы «Толерантность» курсы сложились в своеобразные клубы, в которые могли прийти все, кто хотел улучшить свое знание русского языка. Средства, выделенные городом на эти цели, распределялись в районные администрации (по 100 тыс. руб. на муниципалитет), которые, в свою очередь, выделяли помещения для проведения курсов и осуществляли общий контроль целевого расходования средств. Преподаватели имели минимальную информационную поддержку (как правило, они самостоятельно изготавливали и распространяли объявления о проведении курсов), никаких стандартизированных требований или тестов при поступлении и окончании курсов, никаких формальных ограничений по форме и содержанию занятий. Рекрутирование слушателей и разработка учебных программ было заботой самих преподавателей. Единственным официальным требованием к преподавателям было наличие у них сертификата преподавателя русского языка как иностранного. Единственное ограничение, на которое ориентировались преподаватели – количество оплачиваемых часов работы (72 часа).