Регионы Российской империи: идентичность, репрезентация, (на)значение. Коллективная монография

В 1880‐е – начале 1890‐х годов для губернатора Н. А. Маслаковца ключевыми аспектами транслируемого им образа региона являлись особенности этнического состава, экономики, управления и суда, здравоохранения; для губернаторов В. И. Ершова и Я. Ф. Барабаша, которые управляли территорией до начала революционных волнений в столице, – особенности социального состава, экономики, управления и суда, образования; для губернатора В. Ф. Ожаровского – особенности экономики и образования; для губернатора Н. А. Сухомлинова – особенности экономики и социального состава. Таким образом, инвариантной основой образа региона в отчетах оренбургских губернаторов конца XIX – начала XX века являлась структура экономики – на наш взгляд, не самый оптимальный вариант для выстраивания территориального образа, поскольку речь шла о стандартных формах экономического развития, не позволяющих придать Оренбургской губернии какие-либо уникальные черты. Без них территория могла стать только частью чего-то более крупного (например, частью макрорегиона «Центральная Россия»), но не могла претендовать на «самость» как отдельный регион. Подводя итоги анализа, хотел бы отметить, что в общем и целом отчеты оренбургских гражданских губернаторов периода после упразднения Оренбургского генерал-губернаторства позволяют реконструировать выстроенный в них образ региона как скромной (без амбициозных и эксклюзивных проектов), больше не обладающей уникальными чертами сельскохозяйственной (земледельческо-скотоводческой) провинции, в каком-то смысле противостоящей новейшим тенденциям развития предпринимательства и индустриализации или по меньшей мере не одобряющей их; территории со смешанным в этническом плане населением (и наибольшей неустроенностью башкир), всячески стремящимся к повышению своего культурно-образовательного уровня. Край фактически перестал позиционироваться как нечто особое, феноменальное, утрачивая тем самым признаки самодостаточного региона в принципе – признаки, которые ранее в отчетах оренбургских генерал-губернаторов всячески педалировались и превращались в упомянутые во введении к этой статье «образы», имеющие свое неповторимое своеобразие в системе регионов империи. Ничего подобного уже не было в позднеимперский период, когда единый ранее регион распался на несколько самостоятельных административных единиц, которые по отдельности оказались как бы «поглощены» образом «обычной» губернии, что в данном случае означало – губернией центральной части России. Вероятно, в этом и заключалась основная тенденция эволюции Оренбургской губернии с точки зрения внутреннего развития империи, ее миссии по постепенному подтягиванию окраин до стандартов государственного «ядра». Нивелирование «образа» Оренбургского края как чего-то особого очень хорошо укладывается в эту логику и позволяет говорить об успешности имперского проекта на территории своей южноуральской периферии.

Таблица 2. Корреляция ежегодных отчетов оренбургских гражданских губернаторов и их персонального состава (1885–1914)

Часть 4. Региональное управление: закон и справедливость

Иван Попп «Безусловные похвалы, высказанные… в отношении волостных судов… сделаны людьми, смотревшими на дело с одной только теоретической стороны»: власть и местное судопроизводство в России во второй половине XIX века [416]

С отменой крепостного права в России был введен волостной суд, формировавшийся из представителей крестьянского сословия и разбиравший в рамках обычно-правовых норм незначительные проступки и мелкие имущественные споры. Практика волостной юстиции сразу вызвала общественный резонанс. Противники ее введения – как современники, так и позднейшие исследователи – критиковали новое судебное учреждение из‐за «неписаного» права, отмечая, что обычно-правовые нормы не внушали доверия при разборе судебных дел, а неграмотные судьи принимали самые разнообразные решения применительно к одной категории дел. В рамках этой позиции крестьяне рассматривались как неспособные к самоуправлению, нуждающиеся в тотальном контроле со стороны государства и «образованной» части общества[417]. В свою очередь, основными аргументами апологетов волостной юстиции являлись доступность, выборность и дешевизна крестьянского суда, возможность в рамках крестьянской общины относительно просто разрешить малозначительные проблемные ситуации[418].