Рейна, королева судьбы

Но особы королевского духа тем и отличаются от простых смертных, что не копят медные пятаки, не выкраивают варианты, не откладывают на черный день ни чувства, ни драгоценности. Обитатели высоких сфер, они слишком презирают низменную мелочность, чтобы принимать ее во внимание, а потому не берегутся ни от воров и мошенников, ни от бедности или старости. Хитрые холопские души нередко наживаются на этом, посмеиваясь над царственной наивностью, но на самом-то деле наивны не короли, а глупые обманщики-хитрованы. Ведь жизненный выигрыш заключается не в горсти выцыганенных монет. Монеты хороши лишь тогда, когда дарят человеку свободу – свободу от страха, от голода, от холода, от воров и мошенников, от бедности и старости. То есть ту самую свободу, которая дается королям без каких-либо дополнительных хлопот. Выходит, не так уж они и наивны в своей высокомерной беспечности…

Вот и Рейна оказалась права той же царственной правотой. Золман надышаться не мог на молодую жену и на вновь обретенную семью. По-настоящему может оценить счастье лишь тот, кто знает, каким трудом оно дается и с какой легкостью теряется. Куда только подевалась тяжкая глыба льда, навалившаяся на душу кожевенника, мучившая его кошмарами по ночам, а днем томящая внезапными приступами страха и подозрительности? Исчезла непосильная туша беды, испарилась, растаяла в тепле лучезарной улыбки красавицы Рейны. И, испарившись, обнаружила под собой неиссякаемые залежи нежности и любви.

Казалось, что сама судьба радуется, глядя на влюбленную пару. Ровно в положенный срок родился желанный первенец Давид – здоровый и красивый мальчуган, затем на свет появилась любимица отца малышка Фейга, а еще четыре года спустя – третий ребенок, названный Борухом, то есть благословенным. Благословение и в самом деле не покидало семью Золмана Сироты: болезни обходили стороной, а удача сопутствовала кожевеннику и в большом, и в малом. Ах, вот бы и жить так до самой старости в этом отдельном, этом неизбывно счастливом мире!

Но лгут те, кто уподобляет человека отдельному миру: не мир он, а малая частичка, не море, а крошечная капля. Если поверху гуляют небольшие волны и ветер умеренно свеж, то еще можно рассчитывать на относительный покой где-нибудь в глубине, в тиши подводного грота. Но когда разыгрывается настоящий шторм, в его ревущий безжалостный ад вовлекаются все и вся, вплоть до самой последней капельки. Всем тогда один приговор – виновен, одна судьба – соучастие, одно упование – выжить, уцелеть, не разбиться вдребезги на гребне безумного пенистого вала.

Как выяснилось, не зря румыны чувствовали себя столь неуверенно в Бессарабии и Северной Буковине: их власть продержалась здесь чуть дольше двух десятков лет. Только-только начали осваиваться, вводить свои порядки, как на тебе: слезай, поворачивай оглобли, отправляйся восвояси. Летом 40-го в Хотин вернулись русские. Украинцы отнеслись к смене гражданства более-менее безразлично, зато евреев такой поворот событий немало обрадовал. К концу тридцатых они уже всерьез опасались погромов со стороны террористов «Железной гвардии» и «Ордена копьеносцев» своего многолетнего врага Александра Кузы, который на старости лет смог добиться поста государственного министра и члена Королевского совета.

В последних числах июня колонна румынских грузовиков покидала город; вслед ей летели насмешки и комья сухой грязи. На городской площади собралось особенно много народу. Когда в дверцу головной машины, взметнув облачко пыли, ударился очередной комок, автомобиль остановился. Вышел начальник городской полиции, оглядел притихшую толпу, загодя украсившую красными бантами пиджаки и околыши фуражек, покачал головой:

– Радуетесь? Ну радуйтесь, радуйтесь… А ну как я вернусь, что тогда будет? А я ведь вернусь! Слышите? Я обязательно вернусь!

– Вали-вали к своему Антонеску! – послышался чей-то одинокий выкрик. – Ждите красных в Бухаресте!

Никто не поддержал крикуна. Люди молчали, охваченные внезапным дурным предчувствием. Начальник снова покачал головой, сплюнул и вернулся в машину.

С приходом русских из магазинов моментально исчезли товары, потому что установленный советской властью обменный курс румынских денег оказался на порядок ниже реального. Вещи, еще вчера стоившие десятки полновесных румынских лей, сегодня уходили буквально за копейки. Пока владельцы лавок догадались перейти на новые рублевые цены, покупатели с другого берега начисто смели содержимое всех полок. Впрочем, и само владение лавками довольно быстро стало невозможным. Крупные торговцы, промышленники и владельцы мукомольных предприятий сбежали с румынами, а мелким ремесленникам власти предложили организоваться в кооперативы по советскому образцу.