Рейнские легенды

Некогда в Страсбурге в одной из самых узких и темных щелей, считавшихся в средние века улицами, в бедном полуразвалившемся доме жил старый механик. Целые дни горел огонь в горне его мастерской, и его лампа далеко за полночь служила маяком для запоздалых прохожих.

Давно поселился здесь старый механик — еще тогда, когда дом, в котором он жил, не представлял собою развалин, когда его дочь, Гута, была крошечной девочкой, едва умевшей ходить, а не невестой Ганса, одного из самых зажиточных граждан города Страсбурга, и когда жена механика была цветущая здоровая женщина, а не лежала на городском кладбище под тяжелым серым камнем.

Да, давно поселился старый механик в узкой улице Страсбурга, и с тех пор целые дни вился дым из трубы его мастерской, и его лампа далеко за полночь служила маяком для запоздалых прохожих. Сначала соседи обращались к механику со своими небольшими заказами — кто замок починить, кто сделать ему похитрее запор для амбара; кто тихонько просил смастерить ему острый кинжал, запрятанный в простую палку: запрещено было горожанам носить оружие, а времена были далеко не безопасные, вот они всячески и хитрили!

Но механик не умел справляться с заказами, исполнял их из рук вон плохо, а иногда и совсем отказывался, отговариваясь тем, что не имел времени.

— Что же делает он? — спрашивали соседи: дым вьется из трубы его мастерской целыми днями, а лампа его далеко за полночь освещает путь запоздалым прохожим.

— Что делает твой отец? — приставали с расспросами к маленькой Гуте.

— Винтики, колесики, замочки! — отвечала умная девочка.

Слухи дошли до цеха. Заказал механику цех слесарей дюжину замков для городской ратуши. Но замки оказались плохи и грубы.

— Какой же ты мастер! — говорили ему степенные старшины цеха, — если не умеешь замка сделать?

— Это делал не отец, — вмешалась маленькая Гута, — это делал наш подмастерье, Генрих!

— Тем хуже, если ты пренебрегаешь заказами цеха! — сказали ему старшины и лишили его звания мастера.

Время шло. Целыми днями по-прежнему вился дым из трубы мастерской механика, и лампа его далеко за полночь освещала путь запоздалым прохожим. Жену механика снесли на городское кладбище, из маленькой Гуты выросла первая красавица Страсбурга. Вся городская молодежь добивалась руки молодой девушки. И отцы, и матери женихов этому не противились: «Гута сама по себе была славная девушка, лучшая пряха в Страсбурге, ее пряжа всегда стояла в цене. Да и у механика, знать, водятся деньжонки — работает он на себя, а не на людей: медник поставляет ему немало всякого металла и всегда получает расчет правильно и без задержки». Так думали благоразумные жители Страсбурга, имевшие сыновей, желавших жениться на Гуте.

Но когда соседи узнали, что Гута просватана за Ганса, владельца железных лавок на базарной площади, все вознегодовали:

— Вот-то гордецы, куда полезли! Видно, черт помогает им в их черном деле. Недаром приворожили они Ганса. Вместо того, чтобы работать, как подобает христианину, и помогать соседям в их нужде, кому сделать замок, кому починить щипцы, кому отточить нож, старый негодяй варит и мастерит какое-нибудь зелье, а лицемерка дочь его помогает ему. Недаром целыми днями вьется дым из трубы мастерской, и лампа его далеко за полночь освещает путь запоздалому пешеходу!

Вот как говорили соседи. Дальше — больше, и, наконец, прошел слух, что тетка Адамс сама видела, как черт в образе молодой девушки влетел в трубу мастерской механика.

Дошли эти слухи и до викария, очень любившего Гуту и ее скромного отца. Но делать было нечего: такие обвинения были далеко не шутка в те времена, и пришлось почтенному аббату идти к мастеру.

Почтительно встретила его Гута и просила войти в комнату и посидеть, пока она пойдет сказать отцу о приходе такого гостя.

— Не говори ему пока ничего, — сказал отец-викарий, — а лучше скажи-ка мне, что он делает? Целыми днями вьется дым из трубы его мастерской, и даже ночью не гаснет огонь в его окне.

— Он мастерит какую-то машину, господин аббат, и подмастерье Генрих помогает ему.

— Куда же продает он свои изделия, например свою машину? Ведь не первую же он делает на своем веку, полагаю я?

— Он не продает своих изделий, господин аббат: хлеба у нас довольно, моя пряжа в цене, пускай остаются они на черный день.

— Зачем же твой отец делает такие бесполезные вещи, которых и продать не может, а отказывается работать для соседей? Правда твоя, что хлеба у вас довольно и что твоя пряжа в цене, — ты лучшая пряха в нашем городе, и жених твой богатый юноша. Но каждый человек обязан работать на общую пользу, а не корпеть над бесполезным, а может быть, и богопротивным делом. Вот соседи говорят, что он стал колдуном и чернокнижником и что проводит время в сообществе с дьяволом и в чтении дьявольских книг.

Гута побледнела и заплакала.