Ничего не остаётся от человека, кроме плодов дел его, да памяти о нём. В этом вся история.
Данте в «Божественной комедии» вглядывался в то, что с нами будет после смерти. Но ведь и он не первый. У Гомера печальное царство теней. А до него халдеи, «Книга мертвых», усыпальницы в пирамидах, возносящих душу к небу…
Ум и сердце
Все люди нуждаются в правильной жизни, как в одежде по себе, в такой жизни, какая им нужна, чтобы не тратиться на безрадостные усилия или не жечь свой мозг без пощады. Многие этого инстинктивно ищут, каждый на свой лад. Одни находят, другие расточают силы на всё подряд. Одни живут сердцем, другие умом, и редки те, у кого ум и сердце в согласии. Сердце чувствует, ум познает, объясняет. Когда путь сердца выбран, ум становится свободным. И человек ищет тогда не только причины явлений в мире, но и как ему самому в этом мире жить, то есть, правильной жизни в согласии сердца и ума.
Исследователи ищут, с кого Тургенев списал Лизу Калитину. А надо бы не модель искать и не сходства литературного портрета с жизнью, а сходства нравственного состава. Сходство это как скрепляющая цепочка явлений и лиц. Не прототипы нужно искать, а нравственное сходство явлений.
На выставке
Художник заслуженный, народный, обласканный властью. Выставка юбилейная. Хожу по залам и спрашиваю себя: «Ну, что? Как?», и сначала ничего не могу ответить. Но потом отношение сложилось. Картины большие, от пола до потолка. Здесь и рабочие в спецовках, и строительные краны, и индустриальные пейзажи, и врачи, и художники. Всё современно, узнаваемо и неинтересно. Смотрю на лица людей на портретах. И ничего они мне не говорят, даже как будто знать не хотят обо мне, зрителе. Может быть, я не умею прочитать то, что хотел сказать художник, а, может, и сам живописец не донёс до моего сердца, чем живут его персонажи. Трудно судить. Молчат холсты, не впускают. Сколько, подумал я, положено трудов, получено денег, истрачено красок, холстов, дерева для рам, сколько трудились люди, чтобы все расставить, развесить ― и всё для того, чтобы показать, вот сколько художник нарисовал за свою жизнь. И званий за это получено, и сказано, и написано об этом будто бы народном богатстве!
В разговоре о живописи один мой знакомый сказал, что после посещения кафедрального собора, где он видел старинные росписи, ему не хочется смотреть на картины современных художников. В церковных росписях его удивило сочетание суровости и нежности красок. Нынешние художники как-то стесняются нежности. У них или грубость, или слащавость, да еще стилизованная. Но человек, как и прежде, нуждается в нежности. Она основа души. Человек хочет искренности, исконности душевной, а не изображения спецовок и кранов. Открытия, толчка ждёт сердце. И если этого нет, человек уходит обманутый.
Сколько раз бывало со мной, что не нравится мне с первых слов, с первых звуков то, что кому-то кажется чудом искусства. Мне на это: «Подожди! Там дальше лучше будет».
Торопливость, конечно, плохой советчик. Но боязнь иметь собственное мнение ― грех ещё худший. В искусстве великое дело – тон. По лицу мы догадываемся о скрытом в человеке, а по тону, о том, что хотел сказать художник. Надо ли слушать музыканта, если уже в начале он взял пять неверных нот, певца, если трижды сфальшивил? Если суп пересолен, я понимаю это с первой ложки. Что же до торопливости, то в искусстве своё время. И миг художника вмещает больше, чем целая жизнь иного человека.
Идеал
На день рождения N. подарили великолепное одеяло из верблюжьей шерсти, о котором он давно мечтал. Ему бы радоваться, а он опечалился. Оказывается, в эту верблюжью шерсть для скрепления нитей добавили 15% какого-то искусственного материала. N. этого не знал и представлял себе свой идеал в чистом виде.
Так бывает. Человеку нужен идеал без добавки чего-то постороннего, пусть и полезного. И если в идеале какая-то часть неидеального, то это уже не идеал, а просто одеяло, которое греет тело, а не душу.
Мальчик с велосипедом
Отчего так трудно живётся в среде писателей, артистов: людей, самим своим талантом призванных к состраданию? Дрязги, каверзы, зависть, подсиживание, а то и просто прямая подлость. Всегда ли так было, не знаю. В каждом времени, конечно, что-то своё, а всё же отзывчивости было больше. И грешили друг против друга меньше.