Реки Лондона

Дорогу пересекал ручей, заключенный в современную бетонную трубу. По ней, судя по следам, недавно проезжали тяжелые грузовики. Через пару минут мы вошли под густую сень деревьев. А как только вновь вышли на солнце, тут же увидели первые фургоны. Большинство из них были старые, с продавленными крышами и дурацкими узкими дверцами. Но было и несколько современных, с обтекаемыми капотами и продольными «гоночными» полосами по бокам. Позади скопища газовых баллонов, шезлонгов, растяжек и спящих ротвейлеров я даже заметил подковообразный торец деревянной цыганской повозки – раньше я думал, такими только туристов завлекают. Казалось, хозяева фургонов просто воткнули их где попало, но потом я с удивлением заметил, что их расстановка имеет некую схему. Казалось, вот-вот пойму какую – но ее принцип все же ускользал от меня. Во всяком случае, граница у лагеря точно была, и крепкий коренастый мужчина, несомненно, охранял ее, стоя у открытой дверцы своего фургона. У него были густые черные волосы, зализанные в «кок», и длинные баки – такие носили в конце пятидесятых, когда мой папа играл вместе с Тедом Хитом. К боку фургона было прислонено ружье двенадцатого калибра, явно нелегальное.

– Добрый день, – поздоровался Найтингейл, не замедляя шага.

– Добрый, – кивнул обладатель ружья.

– С погодой-то как повезло, – заметил Найтингейл.

– Да, вроде ничего погодка, – согласился незнакомец. В его речи сквозил акцент. Я не разобрал, ирландский или валлийский, но определенно какой-то кельтский. По спине у меня побежали мурашки. Лондонские копы не посещают такие места без группы быстрого реагирования в полной защитной экипировке, иначе местные подумают, что их не воспринимают всерьез.

Саму ярмарку охватывал полукруг «домов на колесах». Там собрались монстры ярмарочных площадей – они ревели и сигналили, из чьей-то магнитолы неслась «I feel good» Джеймса Брауна. Каждый коп знает, что все ярмарки у нас в стране устраивает Гильдия балаганщиков, состоящая из нескольких семей, породнившихся друг с другом. Они так тесно связаны, что уже, можно сказать, образовали самостоятельную этническую группу. Их фамилии пишут на боках грузовиков с генераторами, выводят на рекламных щитах. Я с ходу насчитал как минимум шесть разных фамилий на щитах у разных аттракционов. И еще примерно столько же попалось мне на глаза, пока мы шли через ярмарку. Похоже было, что каждая семья гильдии решила отрядить делегата на праздник в Трусбери-Мид.

Мимо пробежала ватага тощих девчонок, в вихре смеха и струящихся по ветру рыжих локонов. Их старшие сестры демонстративно разгуливали в белых ультракоротких шортах, лифчиках от купальников и сапогах на высоких каблуках. Сквозь клубы сигаретного дыма и ресницы, удлиненные тушью «Макс Фактор», они стреляли глазками в парней постарше. А те, стремясь скрыть неловкость, строили из себя крутых и с показным равнодушием проходили мимо каруселей и других аттракционов. Их мамы в это время работали в киосках и балаганах, разрисованных аляповатыми портретами кинозвезд прошлого десятилетия и увешанных плакатами и объявлениями. Было похоже, что все катались на каруселях и угощались сахарной ватой совершенно бесплатно. Очевидно, именно поэтому дети выглядели такими счастливыми.

Сама ярмарка тоже располагалась полукругом. В центре стоял грубо сколоченный кораль, какие показывают в вестернах. Внутри него находился собственно исток великой и могучей Темзы. Выглядел он как обыкновеннейшая лужа, в которой плавали утки. А снаружи, прислонившись спиной к брусьям загона, стоял Старик Темза собственной персоной.

В Трусбери-Мид раньше стояла статуя Батюшки Темзы. Потом ее перенесли в Лехлейд – тамошний приток реки выглядит несколько более внушительно. Статуя изображала пожилого, но могучего мужчину с окладистой бородой, как у Уильяма Блейка. Он сидел на своем постаменте, положив на плечо лопату. У ног его стояли бочонки и перетянутые бечевкой свертки – плоды мануфактурного производства и торговли, существующих за счет реки. Даже я способен распознать при случае имперскую пропаганду, поэтому в принципе не ожидал, что вживую Отец Темза будет похож на свою статую. Однако все-таки думал увидеть кого-то попредставительнее человека, облокотившегося на ограду.