Реки Лондона

– Не надо, любимый, – сказала Айсис. – Уж это-то молодому человеку точно не нужно слышать.

Я взял чашку. Настой был очень светлый, я вдохнул знакомый аромат «Эрл Грея». Немного помедлил, держа чашку у самых губ, но ведь когда-то же надо начинать учиться доверию. И я решительно пригубил. Чай был превосходен.

– Но я же как река, – сказал Оксли. – Бегу, бегу, а сам все время на месте.

– Только не во время засухи, – заметила Айсис, протягивая мне кусочек кекса «Баттенберг» с глазурью.

– Я всегда рядом, всегда у самой поверхности, – продолжал Оксли. – Так и в тот раз. У ее подруги был замечательный дом в Строуберри-Хилл, просто прелестное местечко. В те времена там не было еще этих псевдотюдоровских домишек. Если вы имели удовольствие бывать там, то знаете, что он похож на самый настоящий замок. А моя Айсис была принцессой, запертой в самой высокой башне.

– Я просто приехала на выходные в гости к подруге, – пояснила Айсис.

– Судьба улыбнулась мне, когда они устроили у себя в замке бал-маскарад, – рассказывал Оксли. – Я надел свой лучший костюм и, скрыв лицо под маской лебедя, проник в замок через черный ход и вскоре влился в блестящую толпу гостей.

Я подумал, что если уж хлебнул чаю, то теперь, если угощусь кексом, хуже не будет. Кекс оказался покупной, приторно-сладкий.

– Это был великолепный бал, – вспоминал Оксли. – Там были знатные лорды, леди в длинных платьях с декольте и джентльмены в бриджах и бархатных жилетах. И каждый из них скрывал под маской мысли мрачные и порочные. Но порочнее всех была моя Айсис, в своей маске египетской царицы.

– Я была Изидой, – сказала Айсис, – и тебе это хорошо известно.

– И вот я бесстрашно приблизился к ней и вписал свое имя напротив каждого танца в ее бальной книжке [26].

– Неслыханная наглость и бесстыдство, – вставила Айсис.

– Но я уберег тебя от множества неуклюжих кавалеров, – сказал Оксли.

Айсис нежно погладила его по щеке.

– Не могу с этим не согласиться.

– Но маскарад на то и маскарад, что в конце его гости снимают маски, – продолжал Оксли. – В приличном обществе, по крайней мере, но я подумал…

– О, это всегда тревожный поворот, – ввернула Айсис.

– …а почему, собственно, маскарад должен заканчиваться? И дело у меня последовало за мыслью, как сын следует за отцом. Я схватил мою желанную Айсис, вскинул ее на плечо и бросился бежать через поля к Чертси.

– Оксли, – улыбнулась Айсис, – бедный юноша представляет здесь закон. Ну зачем ты ему рассказываешь, как похищал меня? Ведь по долгу службы он обязан будет тебя арестовать.

И продолжила, адресуясь уже мне:

– Уверяю вас, это было абсолютно добровольно. Я тогда уже дважды побывала замужем и родила детей, и я всегда четко знала, чего хочу.

– О да, она показала себя опытной женщиной, – сказал Оксли и подмигнул мне, отчего я ужасно смутился.

– Ну, разве по нему скажешь, что он бывший священник? – сказала Айсис.

– Монах из меня был никудышный, – кивнул Оксли, – но это было давно, совсем в другой жизни. Ну вот, – сказал он, пристукнув ладонью по столу, – мы вас накормили, напоили и утомили болтовней. Думаю, самое время обсудить наши дела. Так чего же хочет Большая Леди?

– Понимаете, я ведь только посредник, – сразу сказал я. В Хендоне у нас был тренинг по урегулированию конфликтов. На нем учили, что главное – сразу и четко обозначить свой нейтралитет. И одновременно дать понять каждой из противоборствующих сторон, что лично ты поддерживаешь именно ее. Тренинг включал ролевые упражнения и всякое такое, и это была единственная тема, по которой я обгонял Лесли.

– Матушка Темза полагает, что вы вознамерились пробраться ниже Теддингтонского шлюза.

– Но ведь все это одна река Темза, – сказал Оксли. – А он и есть Старик Темза.

– Она утверждает, что он покинул приливную зону в 1858 году, – сказал я.

Точнее говоря, во время Великого зловония (именно так, с заглавной буквы), когда вода в Темзе загустела от нечистот, а воздух наполнился таким жутким смрадом, что парламент чуть было не сбежал из Лондона в Оксфорд.

– Тем летом все убрались из города, кто мог, – возразил Оксли. – Ни зверь, ни человек не могли там оставаться.

– Но она говорит, он так и не вернулся. Это правда? – спросил я.

– Правда, – проговорил Оксли. – И, если по правде, Батюшка никогда не любил город, особенно после того, как он убил его сыновей.

– Каких сыновей?

– Вы, конечно же, их знаете, – сказал Оксли. – Ими были Тай, Флит и Эффра. Все они захлебнулись потоком грязи и дерьма, и умный, хитрый гад Базалгетт, ну тот, что построил коллекторы, добил их, чтоб не мучились. Я встретился с ним как-то – такой, знаете, важный, с бакенбардами пышнее, чем у самого Уильяма Гладстона. И я отвесил этому проклятому убийце хорошего пинка под зад.

– Вы считаете, это он погубил реки?

– Нет, – сказал Оксли, – он их похоронил. Мне пришлось оставить это дело дочерям Большой Леди, они как-то покрепче моих братьев.

– Но если он так не любит город, зачем же стремится к устью? – удивился я.

– Кое-кого из нас все еще манят яркие огни, – сказал Оксли и улыбнулся жене.