Реки Лондона

– Средневековье мы получим, если попытаемся заставить Матушку Темзу поклясться служить верой и правдой кому бы то ни было, – сказал я, – тем более Батюшке Темзе.

– Вы уверены? – спросил Найтингейл. – Это же будет чисто символически.

– Вот именно это ее и разозлит, – пояснил я. – Для нее это будет означать потерю репутации. Она ведь считает себя полноправной владычицей величайшего города мира и не склонится ни перед кем. Особенно перед мужланом в цыганской повозке.

– Какая жалость, что их нельзя поженить, – заметил Найтингейл.

Мы расхохотались. За окном автомобиля уже мелькали улицы Суиндона.

Когда мы наконец выбрались на М4, я спросил Найтингейла, о чем он беседовал с Батюшкой.

– Ну, я-то от силы поддерживал разговор. В основном мы обсуждали технические вопросы: перерасход грунтовых вод, нерегулярность обновления водоносных слоев и состав породы в районе водосбора. Очевидно, от всего этого будет зависеть, сколько воды вольется в реку нынешним летом.

– А о чем бы вы беседовали, – поинтересовался я, – лет двести назад?

– О том, какие цветы зацвели, – ответил Найтингейл, – какая была зима и как поют птички весенним утром.

– А это был бы тот же самый Батюшка?

– Не знаю, – сказал наставник, – по крайней мере, в 1914 году был тот же.

– А вы откуда знаете?

Найтингейл, немного помолчав, ответил:

– Я старше, чем вам кажется.

В кармане зазвонил телефон. Я не хотел отвечать, но на звонке играла «That’s not my name», это означало, что звонит Лесли. Я взял трубку. Лесли поинтересовалась, где нас черти носят. Я сказал, что в данный момент мы едем через Рединг.

– У нас еще случай, – сообщила она.

– Насколько серьезный?

– Серьезнее некуда.

Я шлепнул на крышу мигалку, Найтингейл нажал на газ, и мы понеслись к Лондону со скоростью 120 миль в час. Заходящее солнце светило нам в спину.

На Черинг-Кросс-роуд стояло три пожарных машины. Пробка тянулась аж до площади Парламента и Юстон-роуд. Добравшись наконец до Сент-Мартинс-корт, мы сразу ощутили удушливый запах гари. Повсюду стрекотали и попискивали рации. Лесли с парой защитных комбинезонов ждала нас у ограничительной ленты.

Переодеваясь, я успел заметить, что витрина ресторана «Джей Шикей» выгорела почти наполовину. В переулке криминалисты растянули целых три тента. Стало быть, трупов тоже три.

– Сколько человек внутри? – спросил Найтингейл.

– Никого, – ответила Лесли, – все успели покинуть здание через аварийные выходы и отделались легкими повреждениями.

– Ну хоть одна хорошая новость, – вздохнул Найтингейл. – А вы уверены, что это наш случай?

Лесли молча кивнула и повела нас к ближайшему тенту. Там мы обнаружили доктора Валида, он склонился над телом человека в ярко-оранжевом, легко узнаваемом одеянии кришнаита. Он лежал так же, как упал, – на спине, руки раскинуты в стороны. Как будто тренировал доверие, когда один партнер падает, а другой ловит. Вот только его никто не поймал. Вместо лица у него было такое же кровавое месиво, как у Брендона Купертауна и того велокурьера.

Больше у нас вопросов не было.

– Это еще не все, – сказала Лесли и повела нас к следующему тенту. Там было два трупа. Один принадлежал чернокожему мужчине во фраке. Его волосы торчали слипшимися клоками, жесткими от запекшейся крови. Удар по голове, который он получил, был такой силы, что раскололся череп и в широкой трещине виднелась поверхность мозга. Вторым был еще один почитатель Кришны. Кто-то сердобольный, вероятно, перевернул его на бок, чтобы облегчить дыхание, но это, судя по лопнувшему лицу, уже не могло ему помочь

Внезапно я понял, что воздуха в легких не хватает, а удары сердца гулко отдаются в ушах. Кровь – скорее всего, другой жертвы – фонтаном брызнула на одежду погибшего, расцветив ее алым по оранжевому. Получился своеобразный зловещий узор, напоминающий шелкографию. Под тентом было душно, я в своем защитном комбинезоне мгновенно взмок. Найтингейл что-то спросил у Лесли. Я не расслышал, что она ответила. Пошатываясь, вышел из тента. К горлу подкатил комок, я сглотнул его и на всякий случай отошел подальше, к самой ограничительной ленте. Но баттенбургский кекс с глазурью как-то умудрился удержаться в желудке.

Вытерев рот жестким клеенчатым рукавом защитного костюма, я привалился спиной к стене. Напротив висела афиша театра Ноэля Кауарда – там шла комедия «Судью на мыло!».

Два трупа с развороченными лицами. Соответственно, еще двоих в одно и то же время охватила «одержимость». Но оставался еще третий тент. Неужели и это не все?

Глупый вопрос.

Последний труп находился в сидячем положении, со скрещенными ногами, руки лежали на коленях ладонями вверх. Но позой он напоминал не йога, а скорее сидящего ребенка. Одежда насквозь пропиталась кровью, плечи и руки выше локтей были обмотаны чем-то красным и волокнистым. Головы не было, над плечами виднелся неровный обрубок шеи. Среди окровавленных рассеченных мышц что-то белело – очевидно, позвоночник.

Под этим тентом нас ждал Сивелл.

– Кто-то издевается над нами, не иначе, – проворчал он.

– Оно нарастает, – сказал я. Найтингейл строго глянул, однако промолчал.