Реквием по завоевателю

— Какого черта ты мне это говоришь, если ты намеревался покончить с собой? У тебя классические симптомы маниакальной депрессии — ты впадаешь в депрессию, потом у тебя внезапный подъем сил. Ты затравлен резким осознанием своей вины!

— Это не вина!

— Нет? Тогда что это? Ты говорил мне, что отправился на Этарию, чтобы узнать, что такое быть человеком. Ну, ты получил изрядную дозу, Лорд Командующий, а то, что ты нашел, ужаснуло тебя. Разве нет? Допускаешь такое?

— Быть рабом и носить ошейник — это не называется быть человеком.

— Да, это так,— она скривила губы с отвращением и помахала перед его лицом пальцем.— Нет, Стаффа, я думаю — принимаешь ты это или нет — но впервые ты почувствовал, что значит быть человеком. Слышишь? Ты ПОЧУВСТВОВАЛ! Страдающий, жаждущий, попробовавший все это дерьмо — это значит быть человеком. Настоящим. То, что ранило тебя,— это были чувства человека! Ты осознал себя человеком после всего — и гной вытек из тебя!

Ее тон, полный отвращения и высокомерия, отрезвил его, Он вскочил и, приблизившись, попытался заглянуть в эти вызывающие рыжевато-коричневые глаза. Неистовый как берсеркер, он стоял перед ней.

— И теперь что, Стаффа? — спросила она ровным голосом: — Ты хочешь меня ударить? Хочешь закончить то, что ты начал на Майке? Добавишь меня к списку своих призраков?

Руки его вздрогнули, когда он сжал трясущиеся пальцы и кулаки и стиснул зубы. Гнев испарился мгновенно, оставив после себя вялую слабость. Правда ее слов подействовала на него сильней удара ножом.

Беспомощный, он уронил руки и, пряча глаза, глухо признался:

— Да, я хотел тебя ударить... Иногда я бросаю вызов всей Вселенной, но проходит время, и я трясусь и хнычу. Но я был сильным когда-то.

— Потому что ты не знал, кто ты есть, Стаффа кар Терма, а у тебя не было шанса найти себя. Гнев? Внезапный страх? Скачки эмоций? Твоя душа кричит. Вызов? Ты хочешь сам себя уверить, что ты — мощь и сила. Каждое колебание твоих эмоций — это признак боли, которую ты испытываешь, потому что тебя выбросили из рядов человечества и не принимали так долго. Но изгнание — только в твоих собственных мыслях.— Она помолчала. Потом добавила:— Не потому ли ты так жестоко и гнусно убивал? Может, это было для тебя попыткой вернуть себе звание человека, так как у тебя не было возможности испытать другие средства и пути.

Он опустил глаза, разглядывая собственные руки, медленно перебирая пальцами: «Может, так оно и было? Я изгнал сам себя из человечества, чтобы заплатить грехи своих родителей и Претора?»

Она отбросила волосы назад, глядя на него с глубокой печалью:

— Самосознание — это очень больно. Многие из нас узнают, что они не Боги, еще будучи детьми. Ты не познал этого, а потом Претор выпотрошил тебя, вынул из тебя все человеческое там, на Миклене, и ты не был уверен, что ты — человек, до тех пор пока этарианский судья не заковал тебя в ошейник и не бросил в сточные канавы ко мне.

Она поколебалась:

— Я не завидую тебе, Стаффа. Если ты хотел пройти через все это, то должен был понять, что ты себя не любишь.

Он с горечью покачал головой:

— Я ненавижу себя сейчас.

Кайла еще плотнее запахнулась в свою накидку, помолчала и, пересилив себя, сказала:

— Я понимаю, как тяжело для тебя — быть запертым тут со мной. На Этарии у тебя были и ненависть, и гнев, которые давали тебе силы. Здесь ты заперт. Тебя окружают только эти четыре стены... твое сознание... память и я.

Косые лучи пробивались сквозь проломы в стенах и ломаными пятнами падали на выщербленные плиты площадки, временно служившей для посадки небольших десантных катеров. Судно, на котором предстояло улететь Синклеру, уже стояло посреди площадки, и двигатели его работали в малом режиме. Катер, видимо, побывал уже не в одном бою — вмятины в обшивке, оплавленные рули высоты — все это выглядело вполне красноречиво. И Синклер почувствовал даже нечто вроде симпатии к этому суденышку — как к незнакомому боевому товарищу.

Шаткая лестница, заменявшая трап, поскрипывала, но выдержала не только тщедушного Фиста и стройную Гретту, но и здоровяка Макрудера, если бы он летел с ними. Люк захлопнулся. Двигатели загудели громче, катер был готов к взлету.

За приборной доской каждого десантного судна находился командный модуль. Отсюда офицер мог связаться с кем угодно, мог наблюдать, отсюда у него был прямой доступ к оружию. С судна, находящегося на орбите, он мог следить за развитием боя и руководить им. Компьютерное оборудование занимало одну

стену, обеденный стол легко становился рабочим, а на скамье сбоку можно было сидеть и спать.

Но ни спать, ни сидеть Синклеру не хотелось, потому он устроился у экрана монитора, опершись плечом о вздрагивавшую от рева двигателей переборку.

Офицер-летчик обернулся и вопросительно взглянул на Синклера. Синклер понял и кивнул. И в то же мгновение ощутил движение десантного судна. На командном мониторе он видел столб пыли, который поднял катер при взлете. Повсюду валялись обугленные тела, в центре площади лежали тела убитых Майкрофтом пленных: дань тарганцев Майкрофту. Огромный костер ненависти получил новую пищу.