Религия Библии. Христианство

Из начала III века у нас есть иное, более амбивалент­ное свидетельство. Речь идет о прославленном учителе философии Аммонии Саккасе (175-242). Выходец из бед­ной египетской христианской семьи (его прозвище Хаккод (мешок) намекает на то, что в молодости он был грузчи­ком в порту Александрии), он стал великим мыслителем, синтезировавшим учения Платона и Аристотеля. Его про­звали Теодидактом, то есть «наученный Богом». Наиболее известными учениками Аммония были создатель неопла­тонизма Плотин и великий христианский богослов Ориген. Плотин всегда отзывался с благодарностью об Аммонии [Порфирий. Жизнь Плотина, 4-5]. Неоплатоник и мистик Порфирий утверждает [Против христиан, 3], что Аммоний оставил христианство, открыв для себя глубины филосо­фии Платона. Христианский историк Евсевий Кесарийский (260-340) свидетельствует обратное: «Аммоний до послед­него часа держался чистого и совершенного божественно­го любомудрия, о чем и доныне свидетельствуют его тру­ды, которые широко его прославили, например, его книга «О согласии Моисея с Иисусом» и другие, которые можно найти у любителей истины» [Церковная история. VI, 19,10].

Неверно сказать только, что во II-III веках шла упорная борьба между платонизмом и христианством. На этом вы­сочайшем уровне шла не столько борьба, сколько напря­женный поиск истины в диалоге, в споре, в сопоставлении духовных прозрений. Уже апостол Павел пишет: «Знаю че­ловека во Христе, который назад тому четырнадцать лет (в теле ли — не знаю, вне ли тела — не знаю: Бог знает) вос­хищен был до третьего неба. И знаю о таком человеке, что он был восхищен в рай и слышал неизреченные сло­ва, которых человеку нельзя пересказать» [2 Кор. 12:2-4]. Прозрения и духовные восхищения в Божественное Иное для христиан того времени были, скорее всего, не исклю­чением, а почти нормой. Сами христиане объясняли их вхождением в Бога через единство с воскресшим Иисусом, которое достигалось после таинства Крещения-Омытия и сошествия на христиан Святого Духа. Прозрения и ду­ховные восхищения в область «Единого и Благого» были известны и платоникам. Плотин пережил такие экстазисы несколько раз в жизни. Христианское объяснение мистиче­ского опыта вхождения в Святую Троицу казалось после­дователям Платона, скорее всего, грубым и примитивным, напоминающим народную мистагогию множества колду­нов и чародеев, распространившихся тогда в греко-рим­ском мире. О таких колдунах не раз упоминают и тексты Нового Завета [см., например: Деян. 19:13-19], и дошед­шие до нас собственные их повествования — например, «Жизнь Аполлония Тианского» Флавия Филострата[86].

Бог в Себе прост, и в Нем нет никаких внутрибоже- ственных отношений и лиц, все отношения — результат уже деградации (нисхождения) Единого к космосу и че­ловеку, утверждали и на основании умозаключений, и на собственном мистическом опыте богообщения платони­ки. Отсюда и Триада Плотина: Единое, Ум и Душа. Эта по­зиция увлекала и некоторых глубокомысленных и мисти­чески одаренных христиан от христианства к платонизму. Если она и не пленила самого Аммония Саккаса, то увлекла молодого Плотина и наверняка некоторых других иска­телей мудрости. Что могли ответить на это христианские мудрецы? Зерно этого ответа содержится уже в замеча­тельных словах апостола Павла, обращенных к христиа­нам Коринфа: «Мудрость мы проповедуем между совер­шенными, но мудрость не века сего и не властей века сего преходящих, но проповедуем премудрость Божию, тайную, сокровенную, которую предназначил Бог прежде веков к славе нашей, которой никто из властей века сего не по­знал; ибо если бы познали, то не распяли бы Господа сла­вы. Но, как написано: не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его. А нам Бог открыл это Духом Своим; ибо Дух все проницает, и глубины Божии» [1 Кор. 2: 6-10].

Стремясь показать, что и христиане видят и знают умом «пучину Божества» и что положительные отноше­ния Лиц Божественной сущности, отчасти открытые вер­ным, не исчерпывают тайны бытия Божия, непознанной и никогда не познаваемой, Церковь II-III веков предло­жила учение об «отрицательном богословии» (апофат/код беоХоу'ш от слова апофатд — отрицание, отказ).

Из тьмы — в тьму глубочайшую

Обыгрывая слова из диалога Платона «Тимей» [29а], в которых объясняется, что о Высшем нельзя говорить, Его можно только познать умом — уразуметь, святитель Григорий Богослов возглашает о Боге: «Изречь невоз­можно, а уразуметь еще более невозможно!»[87] «Церковь всегда будет бороться с учениями, которые, восставая на непознаваемость Бога, подменяют философски­ми понятиями опытное познание сокровенных глубин Божиих», — справедливо пишет Владимир Николаевич Лосский[88]. Но в случае диалога с платониками действи­тельность была еще сложней. Обе стороны обладали опы­том мистических озарений, и проблема была в том, как перевести это «опытное познание» на язык дискурсив­ной теологии, ничего не профанируя.