Очень соблазнительно множить цитаты, поскольку в этой глубочайшей теме лучше предоставить слово тем, кто имеет действительный опыт вхождения в Сверхсущее. Если бы не необходимость дать ответ иной традиции мистического богообщения — платонической, то христианские боговидцы, скорее всего, целомудренно молчали бы. Хотя у нас есть замечательный пример, почти наверняка навеянный словами Дионисия Ареопагита и Максима Исповедника, но переложенный в совершенные стихи мистика XI века Симеона Нового Богослова. Это «Гимны Божественной любви»:
«Ум становится свободен от земных напечатлений, Облачаясь одеяньем умозрений запредельных. Вещи зримые покинув и к незримым прилепляясь, Я приемлю дар великий: созерцать, любить
Нетварность, Отрешиться совершенно от всего, что возникает И тотчас же исчезает, и умом соединиться С Безначальным, Бесконечным, и Нетварным,
и Незримым.
Вот любви и суть, и сила»[96].
Так глубочайшая тьма Божественного Иного оказывается невыразимым светом. Обещанное Иисусом еще в последней беседе с учениками перед казнью: «Да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино, хочу, чтобы там, где Я, и они были со Мною, да видят славу Мою, которую Ты дал Мне» [Ин. 17: 21, 24] — стало для христиан жизненной целью и умонепостигаемой реальностью в Святой Троице.
Глава 7
Тайна Иисуса Христа
С V века начинаются споры о том, кто такой Сам Иисус Христос, как в Нем соотносится Божественное Сыновство — то, что Он Бог Сын, — и человечество. Это следующий этап развития богословия, тоже очень важный. Если Сын не равен Отцу в Троице, у нас, у людей, нет шанса достичь полноты обожения, а именно это цель христиан. Если христиане не ставят эту цель, они и не христиане вовсе.
«Бог стал человеком,
чтобы человек мог стать богом»
Мученик Ириней, епископ Лионский (ок. 130 — ок. 200), уже во II веке облек это чаяние христиан в четкие формулы, часто цитируемые и по сей день: «Бог стал человеком, чтобы человек мог стать богом» [Против ересей. III, 19,1]; «Сын Божий становится сыном человеческим, чтобы сын человеческий стал сыном Божиим» [Против ересей. III, 10, 2]. А Афанасий Великий (296-373) через двести лет определяет эту мысль еще четче: «Он (Бог) стал человеком, чтобы мы (используется множественное число. — А.З.) стали богом (единственное число. — А. З.)»[97].
Современный подвижник, архимандрит Софроний (Сахаров) объяснял своему корреспонденту в письме от июня 1961 года: «Спастись. с нашей стороны — это значит всеми силами души нашей, всего нашего существа стремиться к тому, чтобы не принимать участия во грехе. Богословски же — спасение есть обожение человека. Спасенный получает полноту божественной жизни. И это от Бога — дар»[98].
Как это возможно? Дело в том, что восточная, греческая мысль не довольствовалась простой верой, она требовала понимания. Она исходила из того, что человек имеет божественный ум, особенно если этот человек христианин, если он прошел таинство Омытия-Крещения, то он может понять такие вещи. И более того, если он их понимает неправильно, то у него могут быть проблемы со спасением[99].
Апостолы, большей частью — простые галилейские рыбаки, и их последователи не знали сложных терминов: усия, ипостась, омоусиос или омиусиос, и никогда бы не поняли формулировок Вселенских Соборов и тонкости тринитарных споров. Но они знали одно, чего не знают очень многие их нынешние единоверцы: они знали, что они хотят быть в Боге. Они знали, что такое эпоптейя —