Но проблема в том, что естество наше испорчено грехопадением. Именно естество, сама природа человека (фимд) испорчена грехопадением. Личность человека, порожденная Богом, индивидуальная личность сохраняет в себе божественный свет, потому что она Богом сотворена. А природа, тоже сотворенная Богом, в момент грехопадения портится, откалывается. Происходит раскол между личностью и природой. Это самая большая трагедия человека, потому что человек, как давно замечают люди даже эмпирически, делает то, что он не хочет, и не делает того, что он хочет. То есть его личность желает каких-то высоких божественных целей, а природа влечет его вниз, потому что его природа — это природа падшего Адама. Об этом с предельной ясностью сказал в Послании к Римлянам апостол Павел: «Знаю, что не живет во мне, то есть в плоти моей, доброе; потому что желание добра есть во мне, но чтобы сделать оное, того не нахожу. Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю. Если же делаю то, чего не хочу, уже не я делаю то, но живущий во мне грех. Итак, я нахожу закон, что, когда хочу делать доброе, прилежит мне злое. Ибо по внутреннему человеку нахожу удовольствие в законе Божием; но в членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего и делающий меня пленником закона греховного, находящегося в членах моих. Бедный я человек! кто избавит меня от сего тела смерти?» [Рим. 7: 18-24].
Мы видим в русском переводе слово «грех», которое в обыденности христиане воспринимают как личное согрешение, личный неправильный поступок. Но греческое слово a^apria более многозначно — ошибка, заблуждение, проступок, грех. В данном случае речь идет о проступке прародителей — Адама и Евы. Их грех, совершенный против воли Божией, приведший к изгнанию из рая, стал порчей всех людей. Богословы используют для этого понятие «первородный грех», но, дабы не ошибаться, лучше нам говорить «порча». Порча пребывает в членах моих, в них не живет «доброе», то есть божественное, восклицает апостол. И эта порча природы противится личной умной воле (закону ума), побуждающей каждого человека на доброе.
Здесь часто задают вопрос: что же, грех Адама сделал каждого человека грешным? Нет, люди не грешны из-за Адама, но они испорчены Адамом. Это — испорченность природы. Сама природа человека испорчена Адамом. Грех — это волевое действие, грех всегда связан с тем, что человек делает неправильный выбор. Когда человек рождается, он никакого неправильного выбора не делает, он рождается без всякого выбора. И вообще он рождается, как известно, помимо своей воли, и даже родители лишь отчасти виновники его рождения, потому что, как говорится, ребенок в результате соединения мужчины и женщины может получиться, а может и не получиться. Но Бог знает, что делает, поэтому человек рождается не по своей воле, а по воле Божией, и греха в нем нет, а испорченность природы, наследованная от Адама, есть. И эта испорченная природа влечет человека к тому, что увлекло Адама и привело его и Еву к падению в грех. Это грех эгоизма, обособления: главное — это я, главное — то, что хорошо мне. Помните в третьей главе книги Бытия: «И увидела жена, что дерево хорошо для пищи, и что оно приятно для глаз и вожделенно, потому что дает знание; и взяла плодов его и ела; и дала также мужу своему, и он ел» [Быт. 3:6].
Обратите внимание. У Платона божественен и совершенен родовой образ — идея человека. А эмпирический человек, то есть индивидуум, в той или иной степени всегда «не дотягивает» до родового эйдоса, хуже него. В христианстве же наоборот: индивидуальная личность, укорененная в сознании Бога, совершенна и божественна всегда, а его родовое, душевно-телесное начало отравлено порчей, наследуемой от Адама, она заставляет человека делать то, что ум его делать совсем не хочет. Вот поэтому и восклицает Павел: «Бедный я человек!» Можно, с немалой, впрочем, долей упрощения, вынося за скобки всю аскетику, сказать: Платон видит искаженные страстями личины на совершенном лике Человека-идеи (как маски греческого театра, меняемые по ходу драмы), а апостол Павел видит божественно прекрасный лик каждого человека над пучиной родовой порчи, скрываемой этим благостным ликом.
«Грех, поразив природу человека, вдвинул в существо человека неизбежность противопоставления или противоборства личности и природы, — рассуждает протоиерей Василий Зеньковский. — Различение личности и природы в человеке позволяет нам отнести сферу греха к природе человека, не затрагивая момента личности, и это ведет нас к пониманию, что образ Божий надо видеть как раз в личности, а не в духовной сфере вообще»[114].