Религия Библии. Христианство

В своей повседневности человек знает два способа со­здания сущностей — рождение и творение. Рождение — это процесс естественный, когда подобное производит на свет подобное. Из семян вырастают деревья, но ген дерева уже заключен в семени; из оторванного щупальца морской звезды вырастает новая звезда; из двух соединившихся в момент зачатия клеток — мужской и женской — возни­кает новое существо того же вида, что и его родители. При творении мастер создает вещь из каких-то внешних ма­териалов. И эта вещь, хотя и несет на себе отпечаток ума и личности мастера, вовсе им не является. Стул — это не столяр, его смастеривший, роман — не писатель, его создав­ший. «Жизнь Арсеньева» — это не Иван Алексеевич Бунин, хотя Бунин и присутствует в каждом слове романа и с се­бя самого писал он главного героя — Алексея Арсеньева.

Мир, абстрактно говоря, коль он есть, мог быть рожден от Бога или же мог быть создан, сотворен Им. Иными слова­ми, или мир — это Сам Бог, или нечто Им созданное. Первое предполагает, что мир — это инобытие Бога, что между миром и Богом нет никакого сущностного различия. Бог как был до творения мира, так и остается после творения «все во всем». Это очень благочестивая точка зрения, но Библией она не разделяется. Впрочем, мы прекрасно зна­ем, что сын при полном видовом сходстве со своим отцом и матерью может нравственно быть им полной противо­положностью. Запомним это, но пока вынесем за скобки, этот образ понадобится нам чуть позже. Пока же подчерк­нем: Библия четко утверждает, что мир не есть Бог. Мир — не дитя Божие, он — изделие рук Его.

Но если мир творится Богом-мастером из чего-то, как стул из дерева, то откуда это «что-то» взялось? Если мир творится из какой-то первоматерии, то в этом слу­чае имело бы место бессмысленное умножение подобных сущностей. Откуда сама эта первоматерия? Если она ро­ждена от Бога, то мир есть инобытие Бога (далее — смо­три выше), а если сотворена, то она есть такое же творе­ние, как и все, за ней последовавшее. Поэтому Библия и начинается с прекрасно известной всем фразы: «В на­чале сотворил Бог небо и землю». Небо и земля — пре­дельные сущности для обычного человека древности, не искушенного современной физикой элементарных ча­стиц, и эти предельные сущности сотворены, а не ро­ждены, и сотворены в начале (евр. берешит). То есть до них ничего, кроме Самого Творца, не было. «В начале» и есть «из ничего».

В отличие от Божественного бытия, в сотворенном бы­тии с самого начала есть пространство и время. О творе­нии пространства (неба и земли) говорится в первом же стихе первой главы книги Бытия, о творении времени — в 14-м стихе. Следовательно, этот мир, в противополож­ность безграничному и вечному Божественному бытию, с самого начала и ограничен, и временен. Он — как бы пузырек воздуха в необъятной водной стихии, стихии

Божества. Мир объемлется Богом, создан Богом, но мир — не Бог. И это — первая идея первой главы книги Бытия.

Вторая идея — этот мир прекрасен. Так как мир тво­рится «из ничего», то творение мира — всецелый дар Бога. Атак как Бог, по определению, есть совершенство и благо, то и созданное Им — совершенно и благо. Из ничего Бог создает мир, который прекрасен и благ. После каждого акта творения мы читаем: «и увидел Бог, что это — хоро­шо». Древние переводчики Пятикнижия Моисеева с ев­рейского на греческий язык использовали в этом случае слово каХод (прекрасно, хорошо, благо), употреблявшее­ся в то время как для обозначения внешней, так и вну­тренней, духовной красоты. Сотворенное из ничего бы­ло прекрасным, было благим. Так творился мир.

Образ и подобие

Третья идея космогонического начала книги Бытия — что человек, в отличие от всего остального мира, имеет образ и подобие Бога. «И сказал Бог: сотворим челове­ка по образу Нашему, по подобию Нашему. И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотво­рил его» [Быт. 1: 26-27].

Древние евреи, боясь в художественной изобрази­тельности возможности идолопоклонства, употребляют в книге Бытия для понятия «образ» слово целем (явле­ние, представительство, замена, равнозначность). Для статуи, идола, как, например, в известной заповеди «не сотвори себе кумира» [Исх. 20: 4; Втор. 5: 8], употребля­ются иные слова — песел, темуна. Египтяне и потом гре­ки, трепетно относясь к святыне художественного образа Божия, именно из сферы пластики и живописи черпают слова для обозначения сущностного соотношения Бога и человека. Слово целем Септуагинта переводит как е\кшу (статуя, портрет). Человек — образ Божий, явление Бога в мире, из-ображение Бога.