Религия Библии. Христианство

Образ Божий — это не какой-то внешний образ. Мы любим замечать в детях черты сходства с родителями, с бабушками и дедушками. Здесь — те же глаза, там — овал лица, тут — цвет волос, тембр голоса, да мало ли что еще! Но Бог — безвидный Дух. Любая форма ограничила бы его беспредельность. У Бога не может быть внешнего сходства с чем-либо, так как у Него вообще нет внешно­сти. Он весь — духовное, весь — внутреннее. И человек подобен Богу и отличен от иных творений тоже внутрен­ним своим устроением, своей духовной сутью.

Внешне человек во всем подобен многим иным суще­ствам того же биологического класса, что и он. Обезьяна, слон и морская свинка имеют все те же органы, что и че­ловек. Так же рождаются, так же размножаются, так же едят, болеют и умирают. У них те же инстинкты, что и у че­ловека. Но человек — не только биологическое существо. Говоря о создании человека, книга Бытие подчеркива­ет, что внешне человек творится Богом подобным иным тварям, а внутренно — подобным Ему Самому. «И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душою живою» [Быт. 2: 7]. Из «праха земного» или из воды, то есть из сотворенной из ничего материи, создаются все животные и растения, но ни в одно из них, кроме человека, не вдувает Бог Своего «ды­хания жизни». И, обретя этот божественный дух, человек внутренно становится «душою живою» — свободным воле­вым существом, которое может жить не инстинктом, не за­ложенной в него «программой», как сосна, пчела или тигр, но самостоятельным избранием своего жизненного пути, свободным созиданием себя самого и мира вокруг себя.

«Где Дух Господень — там свобода» [2 Кор. 3: 17]. Творение мира «из ничего» создает, как бы мы сейчас сказали, автономную систему, в которой кроме Бога есть иной активный волевой субъект, от Бога независимый, — человек. Выдающийся христианский богослов ХХ века Владимир Николаевич Лосский (1903-1958) сказал в свя­зи с этим замечательные слова: «Божественная свобода совершается в сотворении этого высочайшего риска — в сотворении другой свободы»[16].

Мы можем удивиться — неужели по Библии человек не зависит от Бога? Конечно же зависит. Всецело зависит, кроме одной «малости» — устремления воли. Вспомним, как Авраам свободно склоняется перед требованием Бога принести Ему в жертву Исаака, и Бог радуется такому склонению воли: «теперь Я знаю, что боишься ты Бога» [Быт. 22: 12]. Авраам мог бы поступить иначе, мог, но не поступил. Мог не подчиниться Богу, но подчинился. Воля человека не подвластна Богу, она подвластна только само­му человеку. Свобода воли — важнейшая и единственно спе­цифическая характеристика человека. Именно свобода — икона, образ Божий в человеке. В этой-то свободе и состоит величайший риск творения, но в ней, как кажется, и весь смысл творения в контексте библейского миросозерцания.

Грехопадение

Все эти идеи — сотворение прекрасного мира из ниче­го и человека в нем по образу и подобию Творца — во­все не новость, впервые зафиксированная в книге Бытия.

Все эти три идеи прекрасно были известны Переднему Востоку и до Моисея. Это вообще характерные для Запада[17] принципы мировосприятия. А вот чего не бы­ло до Библии? И опять же не в том смысле не было, что это не было известно (мы этого знать не можем), а в том смысле, что об этом не писали открыто. Безусловный факт: нигде до Библии не писали открыто (по крайней мере, нам об этом ничего не известно, а, скорее всего, было бы известно, если бы писали) о том, как этот пре­красный мир и такой хороший богоподобный человек стали такими плохими.

Если мы внимательно рассмотрим наиболее полно две дошедшие до нас из всех древних передневосточных ре­лигиозных традиций — Египетскую и Шумеро-Аккадскую, то мы обязательно обратим внимание на некоторое зия­ние. С одной стороны, мир сотворен прекрасным, с другой стороны, и египтянин, и житель Месопотамии ищет спасе­ния (по-аккадски ezebu — буквально избавление, по-еги­петски слова, произведенные от глаголов Sdi и nhm, — из­бавлять, спасать). Человек не пребывает в божественном блаженстве, он усечен, открыт злу, никакой целостности, которая была в момент творения, в нем нет. И мир, в ко­тором он живет, это вовсе не благой и совершенный мир, не совершенное изделие рук Божиих. Это — агрессивный, жестокий мир, в котором тяжкий труд и постоянная борьба за жизнь сопровождают человека от колыбели до могилы.

Куда делась благодать богоподобия, неотмирная боже­ственность человека, блаженное совершенство сотворен­ного космоса? Вот этой загадки древнейший Передний Восток не раскрывает. А если он ее и раскрывал, то тек­стов таких до нас не дошло. Это если и была, то какая-то устная, по-видимому, очень тайная традиция. А ме­жду тем, как любил говорить один из героев Леонида Андреева, здесь и находится «эмбрион всех сфинксов».